Шум работающего комбайна перекрывал все остальные звуки. Можно было петь псалмы, или молиться в голос, или молчать – какая разница, если на земле было слышно только мотор и косилки. Поэтому Димка молчал.
Комбайн оставил за собой ровную полосу, доехал до леса, и Димка послушно повернул руль налево, чтобы проехать вдоль опушки, оставив минимальную кромку нескошенной ржи. Собирать ее было любимым летним занятием Димки с самого детства, когда сначала отец брал его с собой покататься на комбайне, а потом к ноябрьскому холодку мать выставляла на свой день рождения ржаной квас. Он смешно пузырился в нос, ломил зубы и пах изюмом.
Любовь к изюму подружила его с Пашкой, который после школы шел помогать отцу на виноградники.
Второй большой любовью Димки был французский язык. В школе, когда учитель спросил: кто хочет на кружок ходить, Димка первый руку поднял. Была в этом и некоторая нечестность: представлял себе, как летом поедут на лошадях по лугам, а у Ульяны Солоповой лошадь испугается и понесет, а тут – он. Как мушкетер из французской книжки. «S'il vous plaît! Croyez-moi!» (Пожалуйста! Вы должны мне верить!) – и лошадь под уздцы. Ульяна закраснеет, и можно будет ее обнять.
Дальше Димкины мысли заходить боялись, начиналось нехорошее… О котором батюшка предупреждал после исповеди, и в походе, куда после девятого класса пошли, у костра тоже разговор зашел об этом – до рассвета проговорили.
А в последнем классе, пока к экзаменам готовился, пока в Барнаул ездил, поступал в экономический, смотрел на других девушек, учился, писал диплом, Ульяна как-то разонравилась. Смешно стало свое «мушкетерство» вспоминать. Хорошо хоть не признался – стыдно было бы.
Зато на практике познакомился с Аней Головкиной с педагогического факультета и на следующее лето пригласил в деревню в гости на все лето. Даже с директором школы, Ефросиньей Савельевной, договорился, чтобы Аню распределили на практику вожатой именно в их летний лагерь. Посмотрит на то, как деревня живет. Хорошо получится, если захочет переехать.
Комбайн прошел до противоположного края поля, и Димка повернул к деревне. День выдался ясным и по-сентябрьски пронзительным: воздух был выморожен ночью – и у самого края видимости можно было разглядеть пик Белухи. Хорошо, что поле большое, пока все сожнешь, множество мыслей передумать можно. Аня сразу согласилась поехать, даже для вида не поломалась – хотя мать и говорила, что в городе слова в простоте не говорят, всегда с кокетством или с подвохом, – повезло-повезло!
Тело сладко заныло… Вспомнило, как почти всю ночь сидели в общаге, обнимались, читали про Святого Христофора.
«Христофор родился в стране хананеев и был столь красив, что внешностью отвлекал людей от мысли о Боге. И по молитве Христофора Бог изменил его облик, сделав голову похожей на собачью».
– И в чем смысл? – спрашивала Аня.
– Не внешность главное. А еще он потом пошел проповедовать слово Божье в страну псоглавцев, и те его понимали. Вот тебе вторая мораль: приходя в другое место, не устанавливай свои правила, а рассказывай о своем на чужом языке.
– Ты поэтому, когда приехал к нам в город, приоделся в модные шмотки? А в деревне в косоворотке ходишь? Или в рубахах?
Почти шестьсот лет назад далекие предки Димки не приняли реформы церкви, переселились сначала за Урал, потом, когда солдаты Екатерины Великой начали активно рубить городки, а Демидов – копать горы, подались еще дальше и осели недалеко от села Аккайнар. Местные язычники оказались не такими агрессивными, как солдаты российской императрицы, и маленькая община принялась обустраиваться единственно, как умела: крепко вгрызаясь в землю. На века. Пока соседи поливали жертвенной кровью корни белого дерева, старообрядцы рубили избы, по центру села возвели храм, потом рядом появились школа, библиотека, клуб, домик врача с приемным покоем и трактир – по нынешнему времени сменивший свое название на «Кафе "После трудов"».
– Дим, мне интересно, – однажды прицепилась Аня. – А твоя вера не вступает в клинч с тем, во что верят у нас на Алтае?
Димка удивился.
– Знаешь, что такое противоречие? Это когда ты пытаешься доказать собеседнику, что он не прав. А я не доказываю. Ты веришь в теорию большого взрыва, а я – что мы сотворены Господом. Как разные веры мешают нам кататься на велосипеде?
– Ты невозможный, – смеялась Аня. – С тобой совершенно невозможно спорить!
– И не надо, – хохотал Димка в ответ. – Я сейчас тебе такую религиозную заковырку расскажу! Вообще желание спорить отобьет.
– Давай! – Аня слезла с велосипеда.
– Семь тысяч восемьсот сорок один год назад полководец Егорий возглавил белых людей и победил желтую расу. Хранители древнего календаря взяли этот год за точку отсчета и начали считать, сколько лет мы живем от сотворения мира, а полководца Егория стали изображать втыкающим копье в глотку дракону, символу желтых людей.
– Это ты про Георгия Победоносца на пятирублевике мне сказки рассказываешь?!
Аня почти обиделась, решив, что Димка ее разыгрывает, но у поклонника был настолько искренний взгляд, что простила. Димка был самым необычным из ее парней: принципиально честный, очень трудолюбивый, что удивительно, вообще не пьющий. Что особенно удивляло Аню – не курящий травку и почему-то ни разу не предложивший переспать.
