Помните “Двадцать четыре часа из жизни женщины”>1 Цвейга? И я не помню. Больше того – я даже не читала её (или его? это роман? или повесть?), но ощущение того, что все происходящее вокруг меня последние дни почему-то мне напомнило это название, которое я встречала не помню где и при каких обстоятельствах. Серьезно. Я никогда не читала это произведение при всей своей любви к книгам, но мне кажется, что как-то вроде этого я назвала бы книгу, в которой кто-нибудь бы описал происходившие до недавнего времени со мною события. Это сейчас я сижу на кухне с кружкой кофе с молоком размером с небольшое ведро, смотрю перед собой и понимаю, что завтра я проснусь с ощущением того, что весь день сегодня я провела в тренажерном зале, приседая со штангой. Но это сейчас, а тогда был четверг…
1. Четверг
Все началось с того, что я не защитила кандидатскую диссертацию по юриспруденции. Казалось бы, что такое невероятное фиаско мало с чем может конкурировать по степени позора, унижения и разочарования в самой себе. К этому обычно никто не готов. Неужели есть такие люди, которые идут на защиту диссертации, уверенные в том, что они не защитятся? Уж насколько я пессимист, но мой провал был неожиданностью для всех, включая моего научного руководителя, который по-отечески старался меня утешить, когда я сидела в коридоре и смотрела в противоположную стену непонятного голубовато-грязного цвета через несколько минут после того, как мне сказали, что я зря работала четыре с лишним года. Конечно, они мне не так все это сказали. Они – это кучка профессоров с опытом работы со студентами, который значительно превышает мой собственный, с опытом работы в судах, прокуратурах и прочих инстанциях. Все это “они” облачили в такую изысканную форму, чтобы, видимо, я не обиделась, поэтому, когда после перечисления всех достоинств моего исследования, последовало “но” – меня словно по голове ударили тяжелым тупым предметом. Честно говоря, эти четыре года я мучилась над диссертацией исключительно из вредности, потому что отчего-то решила, что ученая степень – это именно то, с чего стоит начинать движение с позиции банального юрисконсульта куда-нибудь выше. В сладких фантазиях, граничивших с эротическими, я видела себя судьей и доцентом в своем университете. А потом, может быть, и профессором… Мою фотографию бы повесили среди фотографий остальных преподавателей, которые не просто так приходят почитать в свободное от основной работы время. Кандидат юридических наук, доцент. Ну, потом, естественно, профессор. К тому времени я буду уже солидная дама, возможно наберу пару десятков килограммов… Я бы там была вся отретушированная плохим фотографом, который все это сделал либо по дешёвке, либо нашли кого-то с факультета журналистики, кто сделал за “спасибо” и плюсик к карме в деканате. Сейчас же все такие фотографы.
Разбежалась.
Престарелый руководитель, положив свою сухую ладошку мне на плечо, пытался всеми силами найти подходящие слова для того, чтобы самый большой провал моей жизни выглядел так, словно я просто не сдала экзамен с первого раза. Ну какой-нибудь экзамен такой… Логику, например, или зачет по естествознанию. По его лицу было понятно, что он находится в не меньшем шоке от результата нашей совместной деятельности, но, видя, как меня потряхивает, держался молодцом и старался меня поддержать.
– Ларочка, мы на следующий год учтём все замечания и всё сделаем.
Я кивала.
– Не всё так страшно.
Конечно, не страшно! Подумаешь, всего лишь не защитила диссертацию. Пфф, ерунда какая.
– Ага…
Я не плакала. Я вообще никогда не плачу, потому что не вижу в этом никакого смысла. Слезами не решить проблему, а буря, которая внутри меня крушила стены этой проклятой шараги, лишь металась в моей телесной оболочке, которая в свою очередь ютилась в красивом, но немного тесном костюме, лишь слегка выплёскиваясь наружу в виде впившихся в ладони ногтей. На коленях лежал скомканный доклад защиты. Я хрустела костяшками.
– Лара, успокойтесь, а то у вас будут руки, как у Венеры Милосской, – с улыбкой тихо сказал профессор и положил свою руку на мою.
– У Венеры Милосской нет рук! – Вдруг вспомнилось мне, и я на какой-то миг остановилась, вспоминая, как точно выглядит эта статуя.
– Вот. И у вас не будет.
В воздухе витал запах студенчества и изысканного набора тапасов, который я заказала специально для защиты. С хамоном и дыней, с бурратой и вялеными помидорами, с козьим сыром и кедровыми орешками, с бри и инжиром. Там ещё много чего, но эти маленькие бутербродики я выбирала с особенным трепетом. И не спрашивайте меня, где я всё это умудрилась раздобыть в товарно-экономической ситуации нашей необъятной в 2017 году. Всё всегда можно найти, не верьте депрессивным нытикам. А вот от моего научного руководителя пахло его возрастом и библиотекой. Как же я не хочу никогда стареть. Не хочу застать себя в том состоянии, когда тело похоже на инжир из бутерброда. Успокаивает, конечно, что к тому возрасту я уже буду слабо что-то видеть да и полового партнёра у меня точно не будет, а если и будет, то у него тоже будет беда со зрением. В любом случае, ах, как не хочется пахнуть библиотекой и быть инжиркой.
Я кивала и благодарила за добрые слова поддержки, а матрос, живущий внутри меня, оперировал совсем другой лексикой. Матрос, кстати, тоже не был готов к провалу, но в отличие от меня имел возможность выражать свои чувства и эмоции более явно.
Вытащив из кармана платок,
(платок меня научил носить папа. Именно живой платочек с кружавчиками и цветочками, а не безликие “клинексы”. Он всегда мне говорил, что выходить без платка нельзя – а вдруг я чихну! Не рукавом же утирать себе все брызговики!)
я стала нервно стирать с губ помаду, которой вообще непонятно зачем накрасилась на защиту. Нервно, потому что стирать матовую помаду, женщины меня поймут, особенно кропотливый процесс. Может быть, эта гнусная тётка потому и говорила со мной таким тоном, из-за того, что у меня была бордовая помада слишком яркая? Или потому что мне тридцать три, а ей в два раза больше? Вариант, в котором бы чёрным по белому говорилось о том, что у меня проблемы с самим исследованием я не могла допустить, потому что исследование было идеальным. Оно было идеальным настолько, что мне самой было противно от этого. С благоговением я трогала странички переплетенного тома ещё совсем недавно. Я ведь и шла на защиту, как герой, зная, что всё сделано превосходно и, что я не зря четыре года, как литературный раб писала одну за другой статьи в ваковские сборники>2, что не зря я приходила сюда, чтобы читать лекции бестолковым первокурсникам-бакалаврам, а оно вон как вышло… Товарищи из диссертационной комиссии слопали то, что я принесла и сказали, что “надо дорабатывать”. А вам жрать меньше надо! Пришли… Сожрали и ушли! А мне теперь с этим грузом всю жизнь жить.
