Лев Усыскин - Дом на горе

Дом на горе
Название: Дом на горе
Автор:
Жанр: Современная русская литература
Серии: Нет данных
ISBN: Нет данных
Год: 2023
О чем книга "Дом на горе"

Детские впечатления мальчика в позднем СССР. Дача как место формирования личности.

Бесплатно читать онлайн Дом на горе


1.

Кажется, года два или, может, три назад, оказавшись без какой-либо особой надобности в дальнем, редко посещаемом, углу нашего сада – в том месте, где из хаоса поднявшейся едва ли не в человеческий рост травы торчат ржавые обломки разбитого некогда еще моим отцом огуречного парника, – я неожиданно встретил ее, нечаянно увидел такой же, какой она и была в моем детстве, ничуть не потерявшей, в сравнении с теми, давними временами ни в размерах, ни в насыщенности причудливой своей окраски…

Это была гусеница – длинная и толстая, с палец, личинка среднего винного бражника (Deilephila elpenor) – довольно крупной ночной бабочки, залетающей порой из темноты в наши распахнутые окна.

Как и большинство ночных чешуекрылых, взрослый винный бражник сравнительно невзрачен (хотя и симпатичнее своих ближайших собратьев). Иное дело – собственно гусеница. Матово-серое, порой почти черное с едва заметным зеленоватым отливом плотное тело набрано из нескольких сопряженных тюбингов, украшенных, в свою очередь, прихотливой сеткой разводов. Парные ряды ярко-черных пятен по бокам на двух передних кольцах превращаются в четыре больших круглых фальшивых глаза благодаря белым дугам нарисованных век или, скорее, бровей… Под стать внешности и поведение: ровное уверенное движение мускулистых перетяжек без суеты и кольцеобразных метаний, обычных для личинок какой-нибудь беспечной капустницы…

В детстве я почему-то воображал, что эта гусеница одета в парадную форму морского офицера – подобную той, в которой отец отправлялся раз в месяц на дежурство в свое загадочное Управление… Кажется, подсознание подбросило мне этот образ не от одного лишь колористического сходства. Гусеница повадками и впрямь походила чем-то на моего отца – уже упомянутой неспешностью, а также и какой-то беззащитной прямотой, бесхитростностью, с которой она всякий раз двигалась вперед, с неизбежностью открывая себя взорам друзей и недругов и ничуть не выказывая обескураженности длиной и неопределенностью предстоящего ей пути…

В полном соответствии с предписаниями энтомологических справочников обитали сии безмолвные спутники моего детства на иван-чае – благо, его у нас в саду росло до дури. Этот неприхотливый цветок, по всему, нравился тогда не одним только бражникам, но и мне тоже – в принципе, люблю я его и сейчас. Едва ли не замирание сердца всякий раз вызывает у меня этот вид из окна автомобиля или же пригородной электрички: проплывающие мимо островки цветущего иван-чая на каком-нибудь лишенном деревьев склоне, давнем пожарище или лесной проплешине. Как-то фантастически нереален над зеленым фоном этот нежно-фиолетовый туман, словно бы пришедший из иного измерения, где правят отличные от наших законы колористической сочетаемости. (Замечу, что подобный же оттенок имеют обводы крыльев и брюшко взрослого винного бражника – делая его как бы частью пейзажа и награждая, благодаря этому, соответствующим экзистенциальным профитом…)

Помнится, пойманных гусениц я подолгу держал в восьмисотграммовой стеклянной банке, прилежно кормил листьями и ждал, когда ларвы превратятся в имаго – отъевшиеся, они исправно окукливались, но вот вылупившуюся бабочку я, кажется, не застал ни разу. Даже не знаю почему.

Зато как славно было наблюдать за этими неутомимо-прожорливыми существами! Восхищала, к примеру, их своеобразная манера поедания ланцетовидного кипрейного листа – раскачивая из стороны в сторону головой, гусеница выгрызала его энергичными лунками, в точности как делаем мы, когда расправляемся с арбузом или же дыней… Как-то, уже много лет спустя, сидя за обеденным столом рядом с одним очаровательным созданием и будучи не в силах оторвать взгляда от его тонких белых пальчиков, с грациозной непреклонностью направляющих раз за разом в рот широкий ломоть черного хлеба, я вдруг не выдержал и произнес единым выдохом: «Ты гусеница!.. Ты ешь как гусеница!..». Уже в следующий миг я раскаялся, внутренне сжавшись в ожидании слов обиды – однако подобного не случилось: ответом мне стала вполне лучезарная улыбка одобрения, и только. Шутка была понята и принята. Вот же поди разберись, как устроена голова у молодой красивой женщины! Если только не сидят в ней с детства собственные винные бражники…


2.

Да и не о бражниках одних разговор… Не стало, кажется, теперь и других больших насекомых, наполнявших собою в те годы бесконечные летние дни. Куда подевались эти гигантские черные муравьи, стравливая которых в лохани с обычными красными лесными я играл в гладиаторов? Где, скажите, хищная оса-пескорий, прилежно закапывающая добытую и законсервированную гусеницу в заранее вырытую и замаскированную камушком норку? Где, наконец, майские хрущи с восковыми ребристыми надкрыльями? Помнится, их толстокожие белые личинки попадались во множестве эдакими жирными шестиногими запятыми – стоило лишь копнуть лопатой песок в саду… С этими личинками я, наверное, встретился прежде еще, чем со взрослыми жуками, – зато момент знакомства, так сказать, с имаго Melolontha Melolontha сохранился в памяти довольно отчетливо.

Мне было лет шесть или семь – в школу я, возможно, уже ходил, но к концу мая занятия завершились, и отец взял меня в пятницу вечером с собой на дачу. Добрались поздно, наскоро поужинали и легли спать – даже не успев прочувствовать перемену окружающей обстановки. Я тут же заснул, а утром, раскрыв глаза, обнаружил вдруг себя в зачарованном царстве. Деревянный дом дышал утренней тишиной и едва различимым ароматом черемухи, по обыкновению зацветающей здесь дней на десять позже, чем в городе. Солнечный свет падал в окна, словно бы забыв о том, что принужден законами оптики к прямолинейному распространению, – и принимался сновать сквозь дверные проемы из комнаты в комнату, отражаясь от выцветших до легкой желтизны обоев, как от зеркала. Почему-то я сразу понял, что сейчас в доме один – отец, как видно, был во дворе или же пошел поздороваться с соседями, – не знаю. Соскочив с кровати, я прямо так, босиком и в ночной сорочке, направился к двери и, миновав проходную комнату, где стоял телевизор, высунулся в кухню. Здесь также было пусто, чисто и солнечно – на обтянутом клеенкой столе не осталось никаких следов давешнего ужина, и лишь у ближнего его края стояла баночка из-под компота, наполненная примерно на треть чем-то темным и словно бы шевелящимся. Движимый любопытством, я подбежал к столу (загадочная баночка была лишь ненамного ниже уровня моих глаз) и стал рассматривать ее содержимое через стекло, не решаясь взять руками.

Внутри сидели какие-то странные существа – их было, наверное, около дюжины, – с дивными, похожими на пальмовые листья, усами и элегантными красно-коричневыми пастельными надкрыльями. «Кто это? Мышата? Нет…» – завороженный, я глядел, как эти создания пробуют выбраться на свободу, тщась подняться по глади стекла – вставая задними лапками на спинки товарищей и раскачиваясь из стороны в сторону…


С этой книгой читают
…Когда для мужчины приходит время переоценки привычного – красоты, любви, удовольствий, еды и вина, секса и денег, отцовских чувств и даже языка, на котором разговариваешь – и призраки первой любви, парящие над руинами петербургского детства, не в силах ничего объяснить…
Петербург 1993 года глазами десятилетних детей – мальчика из местных и девочки из кавказских беженцев.
Литва, август 1991. Мимолетный роман московского аспиранта и литовской девушки.
Данная книга является сборником произведений. В него включены стихотворения и проза.
«Личные истории, как голубиные яйца. Лопаются и выпускают на волю птенцов. Птенцы набираются гонору и разлетаются по свету переносить послания.Вспомнить, посмеяться, пустить слезу. Понять, что у каждого было горе. Каждый стремился узнать счастье. Каждый сеял семена и собрал, что успел. Понять, что все эти мелочи были не просто так, не зря, а для картины, на которой из беспорядочных, безалаберных мазков вырисовывается мощная, неповторимая, значима
Что мы знаем о душевно больных людях?Лишь то, что они сошли с ума и теперь им не место в обществе среди нормальных людей.А знал ли ты, что все мы по-своему психи?И этого ты тоже не знал, грустно. Я расскажу историю, в которой чуть сама не запуталась…
Что может объединить античного философа и китайского идола? Прогулка по старинной улице Москвы. В компании властителей дум и вершителей судеб из разных эпох, представивших парад типов личности по системе А. Е. Личко. Которые помогут познакомиться с заболеванием молодых «Рассеянный Склероз» и показать, как оно ведет к положению безнадежного лежачего инвалида. Вопрос «Смириться или оказать сопротивление?». Как устранить причину заболевания и исполн
21 – сборник рассказов, стихотворений и эссе, задуманных и написанных Алексеем до достижения двадцатиоднолетнего возраста. Работая в жанрах минимализма и постмодернизма, автор стремится рассказать обо всем, что преследовало и мучало его на протяжении долгих лет детства и юности. Сотканный из страхов и ночных кошмаров, сборник «скачет» от самокопания до неприятия капиталистического общества, от депрессии и отчаяния – до любви и ненависти к той еди
Жизнь с самого детства показывает Золушке лишь звериный оскал, благодаря чему она становится настоящим бойцом.Не желающая останавливаться ни перед чем, героиня платит за достижение своих целей непомерную цену.Сможет ли безжалостный и коварный Дориан Грей в юбке переосмыслить свою жизнь и вернуть себе душу?
РОМАН ИЗДАН НА БУМАГЕ и АУДИО Странная штука – жизнь. Ещё вчера я грезила, как, получив диплом, уеду на ПМЖ в Америку, к парню, с которым познакомилась по интернету. А уже сегодня как дура стою в свадебном платье, туфлях-лодочках и с букетом карликовых роз в руках, в ожидании самого-самого расчудесного... мажористого недоумка, чьей женой я совсем скоро стану. И какой чёрт меня дёрнул подписаться на эту авантюру? #популярный парень и обычная дев
Любовь бывает разных оттенков, ее одежда самая яркая из всех, которую я знала. Но нашей досталась лишь черная и липкая, как растопленная смола. От нее нельзя отмыться, и ты всегда ощущаешь на себе ее запах. Запах гари. Его любовь одета в похоронный фрак. Моя любовь в одежде цвета лета - обращена в пепел. Это ее запах. Одному из них придется запереть меня, чтобы я осталась. Мне придется учиться строить свою жизнь заново. Один называет меня уроди