Кровь капала с неба.
Никогда не думал, что подобное возможно. Говорят, когда Бог кого-то проклинает, вместо воды льется кровь. Только вот то были слухи о божественном вмешательстве, а это… это был чудовищный результат смертного ума.
Рядом кряхтела Рели. Вот кому уж точно было не по себе… Девушка, стоя на коленях, пыталась судорожно глотнуть воздуха. Бледные щеки покрылись пеплом, широко раскрытые глаза померкли и выцвели. Но это лишь мелочи. Я оставил ее отдыхать, так как знал, что с ней все будет хорошо. А вот со мной все было немного сложнее.
Я любовался этим ужасным зрелищем. Этот кровавый дождь расчерчивал воздух в паре шагов от меня, не задевая даже случайными брызгами, но вот темные силуэты, спускавшиеся с гор таяли, испарялись, исчезали под каплями. Молчаливо, без криков, без пламени, без молитв. Кровь как будто смывала всю грязь, очищала мрачные, подернутые пеленой тумана склоны. Фигуры сначала медленно брели, потом падали на землю и обращались в прах, которому суждено лишь забыться между страниц чьих-то историй.
Мне это чертовски нравилось. Какая-то часть внутри меня ликовала и радовалась при виде жестокого акта уничтожения. Детская, наивная радость, с нотками непонимания. Чувства, незамутненные логикой.
Чувства, которые помимо трепета вызывали отвращение и страх.
– Жизнь священна, – напомнил я себе хриплым и побитым голосом пару слов из церковной песни.
И отпустило. Отхлынуло. Разум вернулся на место, смерть вновь казалось мерзкой и уродливой. Жизнь священна. Я помню.
Вытащив клинок из ножен, снова встал. Стер с лица кровь. Пошатнулся, но все же остался на ногах. Я сражаюсь за людей, не за богов. И в этой бесконечной битве так важно не забыть, кто ты такой…
Если ты, конечно, это знаешь.
Стук копыт. Шелест ветра. Тихий треск факела. И что-то ещё, что-то зловещее, едва заметное нарушало тишину, держало в напряжении ничего не понимающих людей. Ночь никогда не была временем человека.
Но вот я отличался спокойствием, слегка заинтересованно наблюдая за встревоженными стражниками, которые все пытались опознать во мне то ли монстра, то ли неприятеля. Их нельзя было обвинить в мнительности – даже я косился в сторону темнеющих провалов в ожидании грозного рева или хруста ломаемых веток. Как будто сама земля в благоговении замерла перед явлением хаоситской крови.
Я демонстративно медленно слез с коня, осторожно достал с пояса грамоту и передал её главе дозора. Закрытый шлем с конским хвостом, необычный для этих мест чешуйчатый доспех, точно трофейный, лёгкое копье в руках и хромота на левую ногу отличали единственного стоящего бойца среди вчерашних сыновей шахтёров и мелких торговцев.
– Приветствую, господин инквизитор, – начал он уверенно и точно, словно опытный глашатай. – Меня зовут Верд. Как добрались?
– Здравствуй. Дороги на редкость спокойны. А вот тут, похоже, схватки не редкость?
Новобранцев снаряжали вразнобой, всем, что было. Тут и кальдургские бригантины, и кольчуги, и шапели, и солдатские цепи, и фальшионы, и даже куски незнакомых мне лат. В распотрошенной оружейной явно умели ухаживать за вещами, однако свежие царапины, сколы и зазубрины тихонько шептали о сложных буднях городской стражи.
– Не редкость, – до странного безмятежно начал Верд. – Порядка в этих землях нет, прошлый правитель слёг с лихорадкой и умер, наместника задрали гарпии, пока он в шахты ехал. А Церковь… Простите, господин инквизитор, но тут на севере все честно, – серебро в рудниках закончилось, и до нас теперь церковникам дела нет.
– Бесхозная земля? – спросил я. – Неужели имперский поверенный еще не прибыл?
Верд вздохнул и вернул мне грамоту. Кажется, что он сильно устал от происходящего и собственного бессилия, но за решёткой шлема я мало что мог увидеть. Общался он со мной без всякого намека на страх в голосе, в отличие от своих подчиненных, которые были готовы нанизать меня на копья до сих пор.
– Императору тем более мы не сдались. У него война, свои проблемы… А у нас новый маркиз и посланник герцога. По старой северной традиции мы сами выбираем правителя…
– Сами? И как же?
– Городской совет в ратуше собирают. Правда, на последнем голоса поровну разделились, и так уже второй раз.
Я задумчиво опустил голову и едва уловимо покрутил плечами. Мой собеседник был до подозрительного доверчив и общителен, будто его не пугал явившийся из тьмы одинокий всадник. Обычно люди не спешили делиться со мной слухами, но вот Верд говорил много и по делу. Стоила ли эта деталь моего внимания?
– Спасибо, Верд. Мне пора. Нужно устроиться на ночлег.
Глава кивнул и одной рукой пошире отворил маленький проход в воротах. Новобранцы, кажется, успокоились, беря пример со своего десятника, и с интересом разглядывать то моего коня, то мою стальную маску, не встревая в разговор. Однако их руки по-прежнему тревожно сжимали древки копий.
– Удачи, господин инквизитор. Повернете от аптеки направо, и доберетесь до монастыря. Кажется, там вас ждут. И… север уважает ваши шрамы и увечья, но больше всего ценит боевую сноровку и храбрость. Не забывайте об этом.
Я бросил безразличный взгляд на солдата. На юге маску связывают с проказой, на севере – с боевыми ранами. Но мне было все равно. Нужно идти вперед.
На больших улицах ещё виднелись огни патрулей, а вот остальное погрузилось во мрак. Плохое место. Город как будто вымер, боялся сделать малейший вдох и привлечь чье-то нехорошее внимание. Многие здания казались заброшенными и покинутыми. Я долго пытался найти аптекарскую лавку в темноте, кочуя от дома к дому и не решаясь зажечь факел.
Внезапно раздались крики. Это было в противоположной стороне от монастыря, но я, не думая, рванул поводья в сторону. Фриди подчинился легко и весенним ветром помчался по мрачным переулкам. Ловко перемахнув через невысокий заборчик в надежде срезать, я уткнулся в тупик. Пришлось разворачиваться, искать обход и терять драгоценное время, пока на несколько мгновений вопли исчезли. Снова вынырнув на дорогу, Фриди недовольно фыркнул, а мое внимание привлекли силуэты в конце улицы, бегущие от чего-то. Вскоре я оказался у деревянного мостика через реку и, не обращая внимания на беженцев, попытался выцепить источник угрозы на другом берегу.
Перед корчмой лежал труп подавальщицы. Спина и бок носили отметины страшных когтей. Пятна крови вели от двери, и по ним, оставляя отпечатки лап, не спеша, плавно брел оборотень. Белый, как луна, огромный молодой волк, стоя на задних лапах, подслеповато щурился и постоянно втягивал свежий воздух носом, словно все вокруг давило на него. Он сгибал и разгибал когтистые пальцы и тихо рычал, плотно сомкнув окровавленные клыки. Подоспевшие дозорные уже окружал волка, выставив в его сторону копья и натягивая тетиву арбалетов. Чудо, что растерянный монстр еще не сорвался.
