Последние тусклые звёзды тонут в синеве утреннего эрнийского неба. Каждую ночь эти звёзды загораются на небосклоне и гаснут по утру, когда трёхглавая Эрна растворяет их в синеве своего сапфирового света. Конечно, нужно быть по меньшей мере поэтом, чтобы суметь описать это время, нам уж куда…
…Быть может эти огоньки на чёрном полотне обрушивающегося сверху каждое мгновение всей бесконечной своей тяжестью космоса и есть – души, дожидающиеся своего часа? Или уже покинувшие юдоль Единственного Света и ставшие душами странников, ушедших из невероятно большого, но не бескрайнего Веретена…
Да, душа, наверное, всё-таки бессмертна и может испытать как момент рождения, так и мгновение смерти дважды, и уже невозможно будет сказать, родилась и исчезла она, дабы возродиться снова, или же возродилась чтобы продолжить то, что было незавершенно. Хотя, конечно, нам, простым смертным не дано понять ради каких ответов судьба порой даёт душе такой выбор. Судьба – понятие намного более широкое, чем резервы, представленные разумом (именно поэтому мы, скорее всего, никогда не узнаем смысла Света, смысла всего); душу ещё, быть может, можно охарактеризовать с научной точки зрения, но вот судьбу – никогда, и придя к такому заключению становится ясной вся бессмысленность и такого вопроса: «что есть судьба?», хотя несмотря на это, сия загадка не оставит нас в покое на протяжении всего жизненного пути (жизненного – в более известном смысле).
Да, душа, наверное, всё-таки бессмертна и столь бескрайнее Веретено покажется когда-нибудь маленькой крупицей мирозданья…
Летите же, павшие герои, ставшие звёздными скитальцами, чьи имена и образы будут помнить, пока не придёт миг всех живущих. Летите в пучины бескрайнего немого космоса и быть может когда-нибудь где-то между Гайе и Рэск1 вы отыщите свой последний приют…
…Последние скупые звёзды прогоняет трёхглавая Эрна и вместе с ними растворяется в наполненном её светом воздухе ощущение неразрывной связи с глубинами космоса.
Эрнийский охотник—мыслитель, знакомый с Рáйвом и Гéктаром, (40 234 г. по эрнийскому летоисчислению)
Когда солнце, весь день безжалостно палящее город, начало уже потихоньку спускаться к горизонту, стало немного прохладнее, но всё же дорожная пыль, поднимаемая и перегоняемая тысячами полурасплавленных колёс, не давала вздохнуть полной грудью. Автобус особо не трясло и не раскачивало, поэтому под его ровный шум половина пассажиров спокойно спала. Остальные либо негромко переговаривались, либо смотрели в далёкие леса и степи, мелькавшие за окнами, либо были полностью погружены в свои мобильные телефоны, прибавляя к общему шуму частое щёлканье клавишами.
– Эль, дай воды, – нарушил тишину их небольшого уголка Максим, рослый, обросший едва заметной щетиной парень, лицо которого напоминало лицо этакого простодушного водителя.
Светловолосая девушка с большими синими глазами, в лице которой слабо угадывались черты Максима, передала брату бутылку «колы».
– Долго ещё ехать? – спросила Эля, грациозно вытирая вспотевший подбородок салфеткой и тоскливо смотря в длинный проход автобуса, наполненный клубами импульсивно ворочающейся в нём пыли.
– Часа-пол, – ответил ей Дамир. – небольшой, но жилистый паренёк, чья смуглая кожа и чуть раскосые глаза выдавали в нём какое-то восточное происхождение.
Девушка немного помолчала, затем вновь спросила:
– А там есть где искупаться?
– Ага…
Настроение у всех было в общем-то неплохое, так как не может быть у студентов, катящих на загородный отдых, в самом начале лета плохого настроения. Но все они за полтора часа изнурительной езды порядком подустали и редко уже обменивались ничего не значащими фразами.
Ксения, девушка Дамира, утомленная дневным солнцем крепко спала на плече любимого. Максим «копался» в своём сотовом телефоне, а Эля и Дамир смотрели в окно.
Все, кроме Эли, в этой компании учились в одной группе одного университета и знали друг – друга уже пятый год. Начало этих летних каникул они решили отметить дома у ещё одного своего однокурсника, к которому они сейчас и направлялись, оставив позади проблемы большого города и целиком отдаваясь настроению многообещающего лета.
– А вы, Макс, на выходные только? – спросил Дамир, вытряхивая в рот последнюю каплю «колы».
– Д-да, – задумчиво ответил Максим. – Самому надо на дачу ехать, порядок наводить, – батя всю плешь проел.
– А мы с Ксеней на неделю как минимум…
– Угу, – добавила, зевая, проснувшаяся Ксения. – Пока Олег сам не выгонит.
На некоторое время все замолчали.
– А этот ваш Олег, он кто? – спросила Эля.
– Кто? – широко открыв рот повторил Максим. – Человек – кто ещё-то.
Эля, беззвучно пошевелив губами, передразнила его, а затем продолжила:
– Поняла, что человек. Просто я слышала его имя раз двадцать уже, пока мы едем.
Дамир слегка улыбнулся, подумав о чём-то, и сказал:
– Да просто весёлый он человек. Да и вообще – парень… в общем классный он парень.
– И красавец к тому же, – добавила с улыбкой Ксения, покосившись на Дамира.
– Километров двадцать ещё до Громянска, – сообщил неожиданно Максим.
Уже стали видны трубы завода, и вид непрерывно движущихся за окном лесов и полей постепенно стал сменяться индустриальным пейзажем крохотного городка. Пассажиры, в нетерпении разминая свои затёкшие спины, шеи и ноги уже стали готовиться к прибытию, как вдруг под днищем автобуса что-то хрустнуло и пронзительно заскрипело. Водитель медленно прижал свою машину к обочине и остановился.
– Ну вот, приехали, – сказал Максим.
Они вышли на улицу, как сделали многие пассажиры, успокаивающие себя тем, что до города осталось совсем немного, и что можно передохнуть от спёртого автобусного воздуха и размять ноги. Из глухих, невнятных и не отличающихся особым радушием ответов шофёра, окружённого разгорячённой толпой пассажиров, друзья узнали, что у автобуса лопнул какой-то ремень, и он вряд ли куда-нибудь поедет, пока не прибудет помощь.
– Позвони Олегу, может, найдёт, на чём приехать, – сказала Ксения Дамиру, и тот на некоторое время отошёл в сторону, а, вернувшись, сообщил, что Олег пообещал что-нибудь придумать.
Не прошло и пятнадцати минут, как к автобусу подлетел старенький светло-серый «опель», и из него, не спеша, вышел крепкий загорелый парень, на вид лет двадцати пяти, с сурово сдвинутыми бровями. Но вот сквозь хмурое лицо его проступила еле сдерживаемая улыбка, а затем, когда друзья, громко смеясь и бросая в его сторону приветственные возгласы, направились к машине, парень этот тоже больше не смог сдерживать смех.
