Глава 1
Марвин считал, что никто не имеет права упрекать его за поздний подъём, потому что весь Гилфорд просыпался еле-еле к полудню. К шести утра сон города становился более чутким. По улицам, уже освещённым ранним июльским солнцем, проезжали припозднившиеся грузовики, которые ночью доставляли товары в круглосуточные магазины и задержались, пока их разгружали медлительные рабочие. Потом город наполняло шуршание подошв офисных работников, направлявшихся на вокзал, где семичасовая электричка должна была унести их в города, наполненные модными стеклянными зданиями, дающими возможность заработать всем тем, кто не умеет ничего иного, как контролировать потоки цифр и букв, чья ценность, наверняка, полностью исчезнет лет через десять.
Выпустив наиболее нетерпеливых, город снова засыпал. Частные магазинчики редко открывались раньше десяти утра, о том, что хозяева мелких лавок могли встать хоть немного раньше, свидетельствовали только пекарни и пиццерии, распространявшие по тихим улицам запах выпечки, который врывался в распахнутые окна редких машин, шуршанием шин по асфальту почти не нарушающие тишину городка.
Город начинал просыпать к одиннадцати, когда приезжали туристы. Автобусы останавливались у громадного, совсем не по размерам городка, собора Пресвятой Девы Марии, более известный в туристических брошюрах, как Собор Улыбающегося Ангела по прозвищу наиболее известной статуи. Потом туристов вели к Дубу Мерлина, как уверяли гиды, намного более аутентичному, чем тот, что когда-то рос в Кармартене. Правда, гилфордскому дубу, как утверждали ботаники, было едва триста лет, но истинно верующие могли как-то примирить в собственном разуме это противоречие. Тем более, что в Гилфорде был Трон Мерлина, и Зеркало Мерлина, и Великий Камень. «Понимаете», – говорили гиды, родившиеся в Гилфорде, и питавшие особый патриотизм к родной земле, – «здесь Мерлин встретил Вивиан, мы ведь совсем близко к Гластонбери». Любой человек мог открыть любую карту (даже ту детскую с поиском сокровищем, что подавали как салфетку на подносе в «Fish&Candy») и померить линейкой, что Гилфорд был намного дальше от Гластонбери, чем Гластонбери от любой точки Уэльса, но ещё ни один гилфордский гид не был уличён во лжи.
В Гилфорде постоянно проезжали поезда, в час там останавливалось никак не меньше десяти с разных сторон, и никто не мог объяснить, почему основной поток туристов приезжал на электричке в половине двенадцатого. Возможно, в далёкие времена, столь далёкие, что эзотерические сайты Англии можно было пересчитать по пальцам одной руки, кто-то указал эту электричку, как единственную, что вела в самое магическое место Англии, а затем время верного прибытия обросло мифами, легендами и суевериями, однако именно в полдвенадцатого приезжали те, кто и составлял основной контингент, приносящий прибыль городу. Это были женщины с чёрными волосами – жёсткими, поднимавшиеся над головой от статистического электричества, но при этом тонкими, будто паутина; мужчины с бородами и в широких, скрывающих полноту одеждах, на груди которых висели железные амулеты и лунные камни на серебряных цепочках; стайки девочек-подростков, разодетых, будто на аниме-фестиваль; угрюмые одинокие мальчики-подростки с посохами в руках – без друзей, но с безумной жаждой, блестевшей в глазах, обрести власть над миром. Лондонские ведьмы ехали освятить амулеты в волшебном ручье (вообще-то, в Ручье Безглазого, но прозванного, разумеется, Ручьём Мерлина), чтобы потом заснять магический процесс и выложить в сеть для привлечения клиентов. Толстые семьи с детьми, которые с одинаковым равнодушием фотографировали любую экзотику – от витражей ангелов в соборе до какой-нибудь ведьмы, которая садилась прямо на тротуар, разложив вокруг себя карты Таро и собственные визитки. А вездесущие японские туристы в свою очередь писали на телефоны и профессиональные видеокамеры всё вокруг – от толстых семей, которые покупали большие ведёрки с курицей, до пустых пакетов, гонимых по улицам ветром. Тем самым выполняя великую функцию фиксации, которая, возможно, даст когда-то воссоздать по этим видео нашу цивилизацию, если люди будущего будут столь безумны, что наш век будет вызывать у них ностальгию.
Эти приезжающие полдвенадцатого, кто считал своим долгом посетить все гарантированные волшебные места городка, громко болтали, шаркали подошвами, и, самое главное, шли мимо свалки, где спал Марвин. Он просыпался, ворочался и вставал к полудню, когда город окончательно просыпался, а горожане и приехавшие пытались всучить друг другу свой магический мусор. И пока над свалкой разносился звук рок-н-ролла из кафе «Жёлтый глаз яичницы», его рвало в ржавое ведро. Уже четвёртое утро подряд. Не сказать, что его рацион предполагал, что из этой затеи выйдет что-то грандиозное, но спазмы не понимали, что человека не так уж легко вывернуть наизнанку, потому продолжали усилия.
Когда Марв сумел перевести на полминуты дух, то вытащил из задних карманов джинсов пачку активированного угля, выдавил на ладонь чёрную таблетку и даже зачем-то полюбовался ей, предвкушая, как быстро она подействует. Затем, наконец сообразив, что следующий спазм может не дать воспользоваться спасительным средством, отправил таблетку в рот. Это было странно, но таблетка действовала практически мгновенно, секунд через десять от проблем не оставалось ни следа. Марв купил таблетки в первый день недомогания, просто в качестве жеста отчаяния, продавщица посоветовала их, как самые дешёвые. Его так шатало в тот день, что ему было всё равно, он уже был готов потратить последние деньги на билет до Уэртинга или даже Лондона и обратиться там в бесплатную больницу, соврав, что потерял документы. Но десять секунд – и он снова здоров.
Разумеется, то, что с ним происходило, нельзя было назвать нормой или здоровьем. Случись подобное в любой другой период, кроме лета, Марв обратился бы к доктору. Но он не был уверен, что доктор Марш не позвонит в службу опеки. У Марва был номер телефона одного врача, про которого Джей-Змей сказал, понизив голос «Позвонишь, если будет нужда». Но Марв был уверен, что это было намёком на пулевое ранение или хотя бы венерическое заболевание. Его несварение было признаком какой-то иной болезни, которая явно требовала большого количества анализов, запаха хлорки в большой больнице и, в конце концов, размеренной осенне-зимне-весенней жизни. Пару лет назад он думал, что вот так, оставшись на всё лето без врачебной помощи, он разок рискует окочуриться в августе. Возможно, пришло ему в голову, это и есть тот самый год, когда ему предстоит откинуть копыта.
