Эрнан Диас - Доверие

Поскольку Бенджамин Раск пользовался почти всеми мыслимыми привилегиями по праву рождения, одна из немногих данностей, о которых он мог сожалеть, состояла в невозможности героического восхождения: в его биографии не было места подвигу стойкости и упорства или несгибаемой воле, выковавшей золотую судьбу из окалины жизненных испытаний. Согласно записям на задней обложке фамильной Библии Расков, его предки по отцовской линии переселились из Копенгагена в Глазго в 1662 году, где начали торговать табаком, ввозимым из Нового Света. На протяжении следующего века дело их процветало и расширялось, так что часть семьи перебралась в Америку, чтобы присматривать за поставщиками и контролировать каждую стадию производства. Три поколения спустя отец Бенджамина, Соломон, выкупил доли всех родственников и сторонних вкладчиков. Под его единоличным руководством компания все так же процветала, и довольно скоро он сделался одним из самых выдающихся торговцев табаком на Восточном побережье. Ничто не мешает считать, что он делал закупки у лучших поставщиков на всем континенте, но ключом к успеху Соломона было не столько качество его товара, сколько умение использовать одно очевидное обстоятельство: в табакокурении, безусловно, есть элемент эпикурейства, однако для большинства мужчин оно также служило предлогом к общению. Учитывая это, Соломон Раск обеспечивал своих клиентов не только (и не столько) лучшими сигарами, сигарильо и трубочными смесями, но и (главным образом) превосходными условиями для бесед и заключения политических союзов. Он поднялся на вершину табачной промышленности и закрепился там благодаря компанейской натуре и дружбам, возникшим в курительной комнате, где он нередко потчевал фигурадо[1] кого-нибудь из наиболее ценных клиентов, к которым относил Гровера Кливленда, Уильяма Захарию Ирвинга и Джона Пирпонта Моргана.

Достигнув успеха, Соломон построил дом на Западной 17-й улице, законченный как раз ко времени рождения Бенджамина. Однако сам он редко бывал в нью-йоркской домашней резиденции. Работа звала его с одной плантации на другую, он постоянно следил за скруткой сигар или навещал деловых партнеров в Вирджинии, Северной Каролине и на Карибах. Он даже обзавелся маленькой асьендой на Кубе, где проводил бо́льшую часть каждой зимы. Слухи касательно его жизни на острове создали ему репутацию искателя приключений со вкусом к экзотике, что считалось ценным качеством в его работе.

Миссис Вильгельмина Раск ни разу не появилась в кубинской резиденции мужа. Но и в Нью-Йорке она не задерживалась подолгу: едва Соломон возвращался, как она уезжала на весь летний сезон гостить к одной из своих подруг на восточный берег Гудзона или в коттедж в Ньюпорте. Единственное, что ее, несомненно, сближало с Соломоном, так это страсть к сигарам, которые она курила непрестанно. Поскольку для дамы это считалось весьма необычным пристрастием, она позволяла его себе лишь в кругу подруг. Но с этим не возникало сложностей, ведь подруги окружали ее повсечасно. Вилли, как они называли ее между собой, входила в тесно сплоченную группу женщин, своего рода кочевое племя. Среди них были уроженки не только Нью-Йорка, но и Вашингтона, Филадельфии, Провиденса, Бостона и даже Чикаго. Они перемещались стаей, гостя друг у друга в домах и на загородных виллах, сообразно сезонам – так, дом на Западной 17-й улице становился обиталищем кочевниц на несколько месяцев, начиная с конца сентября, когда Соломон уезжал на свою асьенду. Но, в какой бы части страны эти дамы ни обретались, их клика неизменно держалась наособицу, не подпуская к себе посторонних.

Маленький Бенджамин, проводивший бо́льшую часть времени у себя в комнате или в комнатах нянек, довольно смутно представлял себе общий план особняка из бурого песчаника, в котором рос. Когда мать с подругами бывала дома, его не подпускали к комнатам, где они курили, играли в карты и пили сотерн до поздней ночи; когда же матери не было дома, основные этажи превращались в тусклую череду закрытых ставнями окон, зачехленной мебели и запеленатых, точно огромные коконы, люстр. Все няни и гувернантки Бенджамина в один голос называли его образцовым ребенком, и все наставники соглашались с ними. Ни в ком так гармонично не сочетались хорошие манеры, разум и послушание, как в этом прелестном ребенке. Единственный его изъян, каковой после тщательного изучения смогли обнаружить иные из его первых менторов, состоял в нежелании общаться с другими детьми. Когда один наставник, давая отчет Соломону, приписал отсутствие друзей у Бенджамина страху перед людьми, отец отмахнулся, сказав, что мальчик просто становится самодостаточным человеком.

Одинокое детство не подготовило его к школе-интернату. В первом семестре он сделался объектом ежедневных унижений и насмешек. Однако со временем одноклассники заметили, что он почти не реагирует на их старания, и оставили его в покое. Он держался наособицу и успевал с одинаковым равнодушием по всем предметам. По завершении учебного года учителя неизменно вручали ему всевозможные грамоты и знаки отличия и уверяли его, что он прославит Академию.

Когда он учился в выпускном классе, его отец скончался от сердечной недостаточности. На службе, прошедшей в Нью-Йорке, родственники и знакомые были поражены самообладанием Бенджамина, но правда заключалась в том, что траур просто-напросто позволил естественным свойствам его натуры проявиться в социально приемлемой форме. Кроме того, он озадачил адвокатов и банкиров отца неожиданной зрелостью, взявшись изучить завещание и все связанные с ним финансовые отчеты. Мистер Раск был человеком аккуратным и добросовестным, и сын не нашел в его документах никаких недочетов. Разделавшись с этим и зная, чего ожидать, когда достигнет совершеннолетия и вступит во владение своим наследством, он вернулся в Нью-Гемпшир, чтобы окончить школу.

Мать провела свое недолгое вдовство с подругами в Род-Айленде. Она уехала в мае, незадолго до выпуска Бенджамина, а к концу лета умерла от эмфиземы. Родственники и друзья семьи, присутствовавшие на этой, гораздо более скромной панихиде, не знали толком, как подступиться к молодому человеку, полностью осиротевшему в течение нескольких месяцев. К счастью, нужно было решить множество практических вопросов, касавшихся доверительного управления, душеприказчиков и правовых тонкостей с переходом наследства.