Чудовищный ветер старался с корнем вырвать вековые деревья, что окружали замок Дейвернот. Звуки, рождавшиеся этой ночью, могли бы испугать самых смелых воинов, но в этот час никого из них не было на стенах, никто не охранял ворота. Наверное, при желании, в замке можно было бы найти живых людей, но одинокая фигура, проскользнувшая между яростно раскачивающимися деревьями, не стремилась туда, где могли скрываться от непогоды жители.
Человек прошел через парадные залы. Тусклый свет дрожащих от сквозняков светильников освещал ему путь. Картины, позолота статуй, дорогие безделушки не привлекли его внимания. Он шел вперед, точно знаю, куда ему нужно, и что навстречу никто не выйдет. Он был здесь один, идущий по пустынным коридорам. Небольшая дверь, скрытая за гобеленом, рассказывающем историю побед древнего короля, старого хозяина замка, вела вверх, в башню, в королевские покои. Он никогда не был там, но знал, чего ждать, точнее надеялся, веря и не веря одновременно. Человек ступал бесшумно, скорее по привычке, чем из-за боязни быть услышанным. Он ничего не боялся. Он знал, что замок практически пуст. Его тревожило только то, что он мог увидеть в королевских покоях. Это его и страшило, увидеть то, чему он не верил. Не хотел верить.
На мгновение он замер перед дверью. Толкнув ее, он оказался там, куда стремился. Не успев еще ничего разглядеть в полумраке комнаты, он понял, что находится там один. Он знал это, но до последнего не верил.
Его взгляд был устремлен к окну. Рядом с ним стояла пустая колыбелька. Дорогая, сделанная лучшим из мастеров со старанием и любовью из белого дерева. Человек подошел к ней. Он сжал руки в кулаки так, что побелели костяшки пальцев, а из-под ногтей закапала кровь. Его самый страшный кошмар стал реальностью.
Крик, принесенный из замка Дейвернот в убежище, где прятались жители замка, испугал молодую женщину с небесного цвета глазами. И никому она не смогла сказать – почему? Никому, даже своему мужу, державшему на руках их новорожденного сына.
Эмми поморщилась. Болели все мышцы, такого с ней не случалось за все шестнадцать лет ее жизни. Новый хореограф решил, что они должны стать настоящими танцорами и целых два часа мучил ее класс всевозможными упражнениями на растяжку. Это было вчера. Сегодня же Эмми решила навсегда завязать со своим очередным увлечением и никуда не ходить. Впрочем, танцами она занялась всего две недели назад, и особых чувств они у нее не вызывали. Нет, ей нравились все эти плие, степы и прочие штуки, но посвящать им всю свою жизнь она не собиралась. Родители, которые радостнее, чем она думала, приняли ее желание танцевать, конечно, расстроятся, когда она им сообщит о своем решении покинуть группу мистера Лайла. Но у нее и раньше менялись предпочтения в выборе увлечений, так что ничего страшного.
Все, кто знал семью Рэйн, завидовали им, кто-то по-доброму, а кто-то и нет. Отец занимался строительными работами, и добрее человека в округе не знали. Эстель, мама Эмми, была домохозяйкой, но соседи часто заглядывали к ним на огонек, привлеченные запахом ее знаменитых булочек с корицей. Они были самой счастливой семьей, какая только могла существовать в целом мире. Даже не ссорились никогда, предпочитая решать все мирным путем. Да и Эмми ни разу в жизни не наказывали, считая такой метод воспитания чуть ли не варварством. Но если девушка и оказывалась виновата в чем-то, что случалось крайне редко, папа сурово, но деликатно объяснял ей, в чем она не права, а порой и рассказывая, как нужно было поступить, чтобы все было по совести. После таких лекций о чести и достоинстве совершать что-либо неподобающее, было уже просто-напросто стыдно.
Она никогда ни в чем не нуждалась, у нее было все, о чем только можно мечтать. Все ее увлечения родители с восторгом поддерживали, считая, что любая мелочь может помочь в будущем. Конечно, они сами тоже предлагали ей множество вариантов. И именно поэтому Эмми неплохо готовила, рисовала, пела, культурно вела себя за столом (спасибо трехмесячным курсам этикета, на которых представительная мадам Ариньер муштровала толпу девчонок). Она могла положить на лопатки школьного задиру Бобби, а с помощью одного из друзей отца овладела вообще ненужными в современном мире навыками верховой езды и стрельбы из лука. Теперь к немаленькому списку прибавились еще и танцы.
А ведь глядя на эту милую девушку с длинными волосами цвета гречишного меда и серо-голубыми глазами, мало кто мог догадаться, какие она скрывает в себе таланты. Невысокая, худенькая и довольно нескладная пока что, она грозила превратиться в красавицу, хотя и была совершенно не похожа на своих родителей. Белоснежная кожа легко краснела при смущении, что часто свойственно рыжим, а на солнце превращала девушку в вареного рака, расстраивая тем, что все попытки получить золотистый загар оканчивались слезшей коркой и кучей крема от ожогов.
Вся жизнь Эмми была расписана по плану, составленному много лет назад. Просыпаясь утром, она знала, что будет происходить в каждую минуту дня. Не оставалось времени на простые радости, свойственные ее возрасту. У нее были друзья, но, разойдись их пути, они позабыли бы друг о друге очень быстро. Она влюблялась, но только потому, что влюблялись все вокруг, и ходила на свидания, потому что так было нужно. Эмми жила той размеренной жизнью, о которой мечтают все, не зная, как это бывает скучно. И все же, ей всегда чего-то не хватало, какой-то мелочи, заставляющей снова и снова менять увлечения, искать себя в чем-то новом.
Порой девушке казалось, что она живет чужой жизнью, как актриса, что играет написанную не для нее роль, но продолжала смеяться, пряча в душе страхи и сомнения, растущие с каждым годом, с каждой нелепой случайностью, меняющей ее спокойную жизнь.
– Ну, пааап, я так устала от всего этого! Мне, конечно, интересно, но зачем? – как-то спросила она.
– Как знать, Эмми, может, мы делаем из тебя принцессу, – хохотнул тогда отец.
– Очень смешно, – фыркнула Эмми, и больше к этой теме они не возвращались.
Труднее всего было по ночам. Ей снились сны. Уже почти год они преследовали ее. Слишком яркие и правдоподобные, чтобы быть вымыслом. Но в то же время слишком нереальные, невероятные, чтобы быть правдой. Она просыпалась в слезах, но не помнила, что вызвало их. Или, наоборот, с улыбкой, даже не подозревая, что же такое могла так поднять ей настроение. Неуверенность росла в ней, ломая все, к чему она привыкла за долгие годы. И не было никого, с кем бы она могла поговорить об этом. Можно было бы обратиться к маме и папе, но что-то останавливало. Родителям она доверяла все свои секреты. Кроме этого. Словно знала, что ее самый большой секрет предназначен только для нее.
