© Сергей Берсенев, 2018
ISBN 978-5-4493-4883-8
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Говорю тебе – здравствуй!
«Сплошная чёрная так долго
Не может длиться полоса…»
Александра Крючкова
Говорю тебе «здравствуй», неведомый друг!
Не чужой, не прохожий… Ты родом из лета.
Я тону, ты бросаешь спасательный круг,
чтобы светлого дня передать эстафету.
Нет, не верю я в ангелов, ты – человек.
Только есть за спиной пара сложенных крыльев…
Это мне до погоста – ходьба или бег…
Это мне покрываться дорожною пылью…
Научи: как с откоса – не вниз, а – к звезде?
Как – сквозь дёрн слышать стук и прислушаться к сердцу.
И не в будущем дальнем… Сейчас надо, здесь
на плечо, на слова, на любовь опереться!
И я тоже расправлю, я тоже взлечу…
Я пойму тот язык, на котором деревья
шелестят по ночам. Сколько диких в нём чувств!
Сколько тайн не открытых поэтами, древних!
«В дождях родился, в них же и умру
Под этим низким сумеречным небом…»
Василий Романенков
Я, будто древо – непокорный:
шумлю листвой, пока не срубят,
вдыхаю воздух полной грудью.
Дожди подпитывают корни…
Калейдоскоп десятилетий
не уступает в силе ветру…
Сплетаю ветви в слово – веруй,
а небо – в сумеречном цвете.
Не замечаю, что седею,
что в октябре мой голос тише…
И твёрдый шаг тому свидетель:
весною ждать четверостиший!
И, где зловещие полвека
не предрекали созиданья,
однажды я услышу эхо —
ответ миров созвучных, дальних.
Покинуть бы город, в который ещё не вернулся…
Забыть его гонор хотя бы на месяца три…
И внутренний голос упрямо твердит: «Повинуйся!
Сомнения точку в конце предложенья сотри!»
Доверюсь вагону, и в нём же, набитом – обратно…
Не станет препонов чинить пассажиру Господь.
До шумных ли улиц, дворцов и костюмов парадных?
Душа просит света, и к светлому тянется плоть.
Июль за июнем отправился в долгую спячку…
По августу – к дате, где значится слово «отъезд».
И чувствую, будто проверенным нюхом собачьим,
что с каждой минутой – сложнее в экзамене тест.
Так трудно решиться: поступок, наверное – подвиг…
И будни сигналят, и воздух глубинки пьянит…
Живая страница… Открытая, чистая – подле…
Не дай Бог – приснилось, а утро придёт, осквернит…
Ничего не случалось похожего
никогда от рожденья со мной:
я вчера разговаривал с ёжиком
о загадочной жизни земной.
Раскалённые сумерки августа
опустились на сказочный двор.
А мы с ним, как в селениях, запросто
познакомились, выйдя из нор.
Он, степного стального характера,
на беседы банальные скуп.
Не знаток «сарафанного» радио…
Познавал через рифму Москву.
За общение долгое ратовал,
да и мной был обет ему дан,
но билет на дорогу обратную
уже вещи бросал в чемодан.
Если б слышал кто наши желания
там, где пишется точный маршрут…
Подождут пусть высотные здания,
монотонные дни подождут.
Здесь всего-то два месяца прожито…
Отчего-то стал близок мне зной.
Я вчера разговаривал с ёжиком
о загадочной жизни земной.
«Прийти ко мне, единственный, спеши —
Ведь любишь побродить по глухомани…»
Ольга Королёва
Вот так приедешь в глухомань,
найдёшь на гибель ворожею…
И в январе вдруг встретишь май,
о происшедшем не жалея.
И будешь жить не по часам,
не по законам казнокрадов…
Там происходят чудеса,
там – свой, магический порядок,
какой не любят в городах,
где топчут искренность ногами…
Там привечает песней птах,
там да сих пор вещает камень:
«Напра-налево не ходи!»
Окольной нет дороги к счастью…
Один – со сказкой на один,
минуя степь, лесную чащу…
И если вздумает лешак
пожать напрягшуюся руку,
его порыву не мешай —
иначе век плутать по кругу.
Шамань, кудесница, шамань
с начала до кончины года!
Вот так приедешь в глухомань,
и возвращаться неохота…
«Приходит поезд в пункт назначенный…»
Оля Назарова
Закончился отпуск… Возможно ли в это поверить?
Так много вместилось – размыты фортуны границы…
За опусом – опус… Любовь – будто градус по вене…
Короткая милость… Из сказки пора возвратиться…
И снова я дома, где стены должны быть защитой,
и снова я – в омут! События ждут не дождутся…
А поезд вздыхает: мол, белыми нитками шито,
а где-то – святая, и вздох её искренний – жуть как!
Назначенный город… Работа, квартира, рутина…
И прочие графы шаблонно-казённой анкеты…
Стенания хором – бездушен режим карантина…
Осудит, ограбит, и в прошлом останется лето…
Ты помнишь, как сутки за сутками быстро летели?
Ранимы и чутки, мы чуда вселенского ждали…
И тени уходят, а полосы жизни светлеют…
Ненастной погоде на смену – билет в Зазеркалье…
Василию Романенкову, после прочтения
его нового сборника стихов.
С ним – на рыбалку бы летом,
или последний кусок
хлеба делить за обедом,
к правде б – не наискосок.
В гору крутую, в разведку…
Душу от порчи хранить,
от бессердечного – ветку,
как животворную нить.
Слушать – как лает собака
где-то в деревне глухой,
может ли Родина плакать
от непогоды лихой…
Выпьем, поверим на слово,
взятое из родника.
Я ему – что не от злого
умысла пишет рука.
Он мне – что надо зреть в корень,
что иногда можно – в лоб!
Был в переделках проворен —
повременишь ладить гроб.
Важно ли – сколько осилим
за день, за прожитый год…
Точку не ставит Василий,
образ героя живёт…
Светлой памяти Андрея Чиркова.
Города надоедают,
города на плечи давят…
Погрузившись в электричку,
забываем волчью речь.
Есть ли мизерные шансы —
где-то волей надышаться?
Мегаполиса границы
просто так не пересечь…
Ритм стиха подскажут рельсы —
мимо поля, мимо леса!
До заветной остановки…
От неё – верста пешком.
Разговорчивые сосны
не по детскому серьёзны.
Разве их благоуханье
назовёт кто запашком?
Человеку собеседник —
и опавший лист осенний,
и шальной апрельский ветер
что запутался в строфе.
И мечтается о светлом
как зимою, так и летом,
и неважно – сколько стоит
досягаемый трофей.
Нивелируется возраст,
не стоят вопросы остро…
И предчувствие заката
отошло на задний план.
Если кто и смотрит косо —
новоявленный философ,
что от счастья в стельку пьян.
И внутри проснётся голос —
будто небо раскололось,
будто гром незваным гостем
грянул, судя по всему…
Человек его услышит
и поймёт, что это свыше —
у берёз лежать ему…
Суровой поступью февраль…
Памяти замечательной Русской ЖенщиныКоролёвой Тамары Никифоровны из села Татево Тверской области
Суровой поступью февраль
взошёл на трон самодержавцем.
Одним, как прежде – кофе, рай…
А большинству – упасть, отжаться!
Кому-то – чёрное число
за бескорыстие в награду.
Молчит побитый «Часослов»
прилюдно нецензурным градом.
И где-то в области Тверской,
в забытой Господом деревне
поют ветра за упокой
простой крестьянки, не царевны…
До века два десятка лет —
совсем чуть-чуть ей не хватило…
А сколько зим и сколько бед
она по-русски укротила.
А скольких встретила с душой!
И хлеб, и соль… И после бани —
нектар домашний по вершок…
И говорили не о брани….
