– Что за дурацкие носки!
– Тише, Люк! – Карен оборачивается к дочке. – Хорошие носки, солнышко. Не слушай его.
Хотя Люк в чем-то прав: как и школьная форма, носки слишком велики для Молли. Карен прячет улыбку: смеяться нельзя ни в коем случае – сегодня у малышки очень важный день.
– Давайте сфотографируемся, – говорит Карен, поправляя кончиками пальцев непослушные кудряшки дочери, и закрывает входную дверь. – Может, здесь, у крыльца?
– Подумаешь, праздник! – вздыхает Люк.
Ему скоро исполнится семь, так что в школьных делах он уже стреляный воробей, а вот для его сестренки хлопоты первого учебного дня внове. Да, ее распирает от гордости, когда она позирует перед камерой в зеленой флисовой курточке с нашивкой и с ранцем за спиной, но Карен прекрасно видит: девочка бодрится изо всех сил. Сегодня она с самого пробуждения задумчива и бледна.
– Ну-ка, Люк, становись рядом с Молли, – велит Карен.
Он запрыгивает на первую ступеньку и наклоняется к сестре.
– Берегись людоеда в девчачьем туалете.
У Молли дрожит нижняя губа.
– Я все слышу, – предупреждает Карен.
Люк одаривает мать сладкой улыбочкой и продолжает шепотом:
– И дракона под лестницей.
– Люк! Ты почему так себя ведешь?.. Он обманывает, – успокаивает Карен дочку. – Нет там никаких драконов, солнышко, точно тебе говорю.
Молли судорожно сглатывает.
– А людоед?
– Людоеда тоже нет.
Ей и так страшно, а тут еще брат со своими шуточками, думает Карен по дороге. До школы недалеко, Молли частенько ходила туда с Карен забирать Люка. И проводить три дня в неделю с няней, пока Карен на работе, она тоже привыкла. Но теперь девочка покидает безопасный мир и вот-вот окунется в неизвестность: просторные, заполненные учениками классы, уроки, обеды, линейки… Во время для игр можно запросто упасть и разбить об асфальт коленки или, того хуже, столкнуться с каким-нибудь драчуном и задирой, не говоря уже о бесконечных учебных пожарных тревогах – в детские годы Карен такого не было.
У школьных ворот сердце Карен учащенно стучит, ладони покрываются липким потом. Еще неизвестно, кто больше переживает – дочка или мама. У дальнего края площадки, окруженная детьми, стоит мисс Бакли, классная руководительница Молли. Рядом всхлипывает мальчишка; мать целует его на прощание, он в отчаянии крепко цепляется за ее рукав. Другой ребенок, с улыбкой крикнув «Пока, мам», пытается убежать; размазанная тушь и красные пятна на щеках его матери говорят о том, что для нее испытание оказалось труднее, чем для сына.
– Здравствуйте, – приветствует учительница и опускается на корточки. – Ты Молли, верно?
Ошеломленная Молли не в состоянии вымолвить и слова и чуть заметно кивает головой.
Нужно уходить, говорит сама себе Карен. Сюсюканье лишь продлевает мучения.
– Люк, поможешь мисс Бакли присмотреть за сестрой, ладно?
– Ладно, – откликается он гораздо менее презрительно, ведь теперь на него возложили ответственность.
– Молли, в обед я за тобой приду, – взяв себя в руки, произносит Карен. – Удачи, милая.
Она наклоняется, обнимает дочь и чувствует напряжение: девочка изо всех сил старается быть взрослой.
У Карен сжимается сердце. По пути к выходу она замечает на себе понимающий взгляд женщины с красными пятнами на щеках.
Пять минут спустя Карен уже дома. Живут они в самом конце улицы, где почти все строения относятся к викторианской эпохе. Фасад из красного кирпича не гармонирует с выкрашенной в белый цвет террасой, однако этот особняк 1930-х годов постройки, имеющий общую стену с соседним домом, – все, что они с мужем могли позволить себе приобрести десять лет назад.
За прожитые здесь после рождения детей годы дом не стал лучше, отмечает она и едва не спотыкается у порога о резиновый сапожок. Карен поднимает его, ставит рядом с собратом, идет в кухню и включает чайник. Пока закипает вода, она обводит жилище задумчивым взглядом. Стены усеяны отпечатками маленьких пальчиков и брызгами. Каждую комнату не мешало бы отделать заново, а значит, все останется по-прежнему, поскольку эта задача ей не по силам.
