Закатное солнце вызолотило въездных львов. Казалось они наелись и теперь безмятежно греются на каменных лежаках.
В глубине сада виднелся трёхэтажный дом, увенчанный мансардой с башней. Вечерний свет окрасил его в медово-карамельный, а окна сверкали точно зеркала в прожекторах. Флигели и крытые галереи спрятались за симметрично расположенными сторожками и припорошенными снегом парковыми деревьями.
Я здесь ни разу не была, но благодаря современным технологиям заранее изучила место. Жаль, подобная осведомлённость больше никого не удивляла.
Ворота начали медленно раскрываться. Дошли до середины, дёрнулись раз, другой и застыли. Из правой сторожки выскочили охранники с широкими лопатами и принялись сгребать снег. На фоне построек конца девятнадцатого века они смотрелись чужеродно, как механики случайно попавшие в кадры исторического фильма.
– К чему нераскрывшиеся створки? – со смешком спросила Ада и убрала за ухо мешающую прядь.
Короткие, чуть ниже подбородка, каштановые волосы постоянно лезли в глаза, но помощница упорно не пользовалась аксессуарами во внерабочее время.
– К тому, что снег выпадает чаще, чем его убирают? – предположила я.
Мы прильнули к окнам автомобиля. По голубому небу плыли маленькие пушистые облачка, но вряд ли они могли засыпать въезд. Либо тут останавливалась личная графская тучка, либо гулял сильный ветер, либо охрана ленилась.
– Красиво, и не скажешь, что окраина города, – восхитилась Ада.
Она не очень-то хотела ехать зимой в подстоличную глухомань, убедили её красивые виды и обещания современных удобств: от личного санузла до быстрого вайфая.
Охранники закончили уборку и подтолкнули створки. Ворота без помех раскрылись.
Автомобиль плавно въехал во двор, сделал полукруг и остановился перед крыльцом. Поблагодарив водителя, мы выбрались.
Солнце почти скрылось, особняк поблек, пожелтел, только мансарда на третьем этаже оставалась нежно-медовой с пылающими окнами.
– Сюда на месяц в отпуск. – С каждым словом у Ады изо рта вырывались облачка пара. – Хотела б я в таком жить. А ты жила? – она сунула руки в карманы пуховика.
– Давно, гостили у друзей отца. Идём, – я подошла к крыльцу.
– А багаж? – помощница кивнула на автомобиль.
– Слуги отнесут. Идём.
Едва Ада отошла от машины, та медленно поехала к правому флигелю, где, если верить добытой информации, располагались хозяйские и гостевые комнаты.
– Мда, вот так люди и прокалываются, – помощница поставила ногу на первую ступень и задрала голову, разглядывая барельеф. – Нас теперь должны представить, да? Реверансы, поклоны?
– Нет, здесь всё проще.
В имение нас пригласила графиня Елизавета Вронченко, вдова и владелица парфюмерного завода «Вран», чью продукцию обожали в Яридии и за рубежом. По её словам в особняке объявился призрак покойной хозяйки, не тёщи, как можно было подумать, а актрисы Аграфены Михайловны, жены основателя парфюмерного завода и далёкой прабабки покойного супруга Елизаветы.
Призрак оставлял разнообразные послания, привлекал к себе внимание и, по словам графини, просил разыскать рецепт легендарных духов «Первая встреча», чтобы их представили на двухсотлетии «Врана». Елизавета пообещала заплатить большие деньги, если мне удастся расшифровать послания Аграфены Михайловны и разыскать заветную бумажку.
Вопреки избранной стези, я оставалась реалистом, но всё равно согласилась. Во-первых, интересно попробовать свои силы и разгадать квест. Во-вторых, хотелось за город к настоящей яридской зиме с морозами, сугробами и чаем в самоваре. В-третьих, графиня разрешила воспользоваться её гостеприимством и остаться в имении на неделю вне зависимости от результата. Кроме того, у меня в запасе были два плана и опыт по донесению иных желаний призрака.
Мы поднялись на крыльцо ровно в тот момент, когда зажёгся уличный свет, и зимний сад погрузился в сумрак.
Массивные, явно старинные двери распахнулись. Навстречу вышли две женщины. Полную, лет пятидесяти, в меховой накидке поверх тонкого шёлкового платья я сразу опознала – наша нанимательница Елизавета. Она слегка переваливалась при ходьбе, а высветленные кудряшки на голове тряслись в такт шагам. Широкая улыбка мало вязалась с исхудавшим, бледным лицом и тёмными кругами под глазами.
Её спутница выглядела полной противоположностью: лет сорока, высокая, худая, в серых спортивных шароварах и свободной, растянутой футболке, надетой поверх зелёной майки. Длинные светло-русые волосы она заплела в косу, а на руках красовались фенечки и кожаные браслеты, которые в пору юности моих покойных родителей носили дети цветов, а сейчас – неформалы.
– Инесса, рада вас видеть, – Елизавета безошибочно протянула руку мне. Я пожала пухлую горячую ладонь. – Вы, должно быть, Ада? – обратилась она к моей помощнице.
– Да, мы с вами общались по телефону.
– Рада, очень рада. Это {О}льха, – представила графиня спутницу, явно намеренно исказив имя. – Моя подруга и духовная наставница.
– Благодать вам, – Ольга соединила ладони у груди и кивнула. Голос её звучал ровно и спокойно, как полагается просветлённой наставнице. – Прошу вас называть меня исключительно {О}льхой в честь дерева матери-прародительницы, ибо таит оно великий смысл и благодать.
– Запомним, – сказала Ада. – Вам не холодно? Тут как бы минус пятнадцать, если не двадцать.
– Благодарю за заботу. Я на том уровне просветления, где не чувствуется холод.
Не чувствуется, как же. Не замечается, будет вернее. Организм сейчас кучу энергии вырабатывает, чтобы компенсировать отсутствие шапки и шубы.
– Елизавета Вячеславовна, вы заинтриговали своим призраком, – я улыбнулась.
Графиня тряхнула головой.
– Может быть перейдём на «ты»? Не против? Зовите меня Элизой, моим духовным именем. Столько лет графиня, а к формальностям так и не привыкла. Рабочие корни сказываются, – она рассмеялась.
– Не против, – ответила я и глянула на Аду, мол, ты переживала.
Помощница в ответ пожала плечами.
– Пройдёмте в дом, мороз всё же крепкий, стойко переносит его только Ольха, – графиня развернулась и поманила нас за собой.
Лакеи предусмотрительно распахнули двери. Пахнуло теплом, дровами и еловой хвоей.
Я поискала глазами камин, но не нашла. Обманули, использовали ароматизатор.
В просторном вестибюле ярко светили лампы. У входа стояли скамейки и обувная сушилка, правее находилось большое зеркало и гардероб, куда слуги повесили пуховики и шапки.
Я оправила рукава свитера и огляделась. Уютно и красиво, совершенно не подходяще для призраков.
Всю дальнюю стену занимало панно, изображающее причал с лодочками и мост через речку. Двери удачно вписали в картину – они превратились в беседки на берегу. Память услужливо напомнила, что создал её известный архитектор, а лет пятнадцать назад пытался выкупить миллионер из нуворишей, но не преуспел.
