ГЛАВА 1
Я опустилась на колени не в силах больше стоять. Руки коснулись свежей насыпи. Острые камешки врезались в колени. Горло перехватило. Я с шумом втянула воздух, но его всё равно не хватило. По щекам на платье побежали дорожки слёз.
Позади за оградой кладбища надрывались плакальщицы. Хотелось закричать на них, прогнать. Я сдерживалась. Чужая земля - чужие правила. Здесь оплакивают всем селением. Чем шумнее проводы, тем больше уважения к покойнику. Не каждому иноземцу останийцы выказывают такое уважение.
Их город мёртвых находится выше поселения, чтобы предки могли наблюдать за жизнью. Иноземцы, даже самые уважаемые, всё равно остаются чужаками. Их хоронят на склоне ниже Уэлкалака*. Роют землю на три локтя, выкладывают камнем. Аккуратно опускают тело, завёрнутое в ткань. Рядом кладут ценные вещи. Забрасывают землёй, ставят именную плиту. Сверху могилу укрепляют камнями, единственной защитой от дикого зверья.
{(*Верхний город (остан.))}
Муж здесь не единственный. Рядом плиты других бесстрашных исследователей. Некоторых мы знали, пересекались на приёмах и в путешествиях. Пусть Оритар вдали от дома, зато в хорошей компании.
Я провела рукой по надписи, чувствуя пальцами линии имени и дат. Ему бы жить, да жить.
Последние мгновения жизни мужа клеймом выжглись в памяти. Побег от лавины. Осознание, один не успел. Безуспешные поиски вдоль лавинного языка. Торчащий из озера ледоруб. Ботинок, выглядывающий между снежных холмов. Хрупкая надежда, пока откапывали. Её крушение. Обратный путь, слившийся в один день. Встреча со старейшинами. Похороны. Похороны любимого мужа.
Я прижалась лбом к камням. Как я буду без тебя? Мой друг, мой соратник, мой партнёр. Почему лучшие гибнут из-за нелепости? Годами там не было лавин. Снег выглядел каменным. Как назло, именно в тот момент Звёздный встряхнулся. Без знаков, без предупреждения. Будто пёс, исполнивший команду.
- Я поднимусь туда, вернусь и поднимусь, - пообещала я камням и телу под ними.
Плакальщицы за спиной закончили выть и затянули не менее тоскливую песню. Горничная, молодая девушка, помогла встать. Опираясь на неё, я пошла в селение, где мы сняли домик. За мной шла команда и мужчины Уэлкалака. Плакальщицы, к моему облегчению, остались у ворот кладбища.
Снятый домик располагался в нижней части поселения, и все провожающие считали долгом выразить соболезнования. Говорили пару слов об Оритаре и кланялись. Я утирала слёзы и кивала им, держась из последних сил.
К концу людского потока чувствовала себя пустой и обессиленной. Горничная вновь подхватила под руку и отвела в дом. Я сразу ушла на «женскую половину» и опустилась на лежанку. Зарылась лицом в куртку мужа, и завыла в полный голос.
Воспоминания, жалость к себе и к мужу, рухнувшие надежды вихрем проносились в голове. Столько земель мы прошли, столько раз попадали в передряги. Каждый раз возвращались. Мы бывали в местах страшнее гор и всё равно побеждали. Здесь не смогли…
Я вытирала слёзы, кусала мех. Боль, копившаяся весь спуск, вырвалась на свободу. Меня трясло. Рыдания то затихали, то накатывали с новой силой.
В одно из затиший горничная осторожно тронула меня за плечо. Я повернулась к ней. Дарина смутилась и пролепетала:
- Простите, госпожа. Вам письмо. Тут метка срочно.
Девушка протянула сложенный лист с большой печатью золотого цвета. Действительно, срочно. Обычно используют красный сургуч.
Я стянула с головы белую вуаль, одолженную хозяйкой. Мы не брали в горы траурные наряды. Разве кто-то возьмёт в здравом уме?
Села и почувствовала лёгкое головокружение. Дарина вложила в мою руку письмо и тактично закрыла занавеску.
Я вытерла слёзы курткой. Эмблема Географического Общества перестала двоиться. Что заставило их так быстро отреагировать? Хотят заметку для газетного некролога?
В горле пересохло. Я взяла со столика кружку с водой. Отпила. Вздрогнула, то ли похолодало, то ли замёрзла. Накинула на плечи куртку Оритара и сломала печать Географического Общества. Поднесла лист к свече, оставленной горничной. Взгляд зацепился за главные строчки, и я зарычала. У них там совсем совести нет?
Со сжатым в руке письмом вышла к остальным. После полумрака закутка, свет магических чаш над столом показался ярким. Я заморгала. Привыкнув, заметила три пары глаз. Команда наблюдала за мной. Дарина сидела в пол-оборота на левой скамье, её рука лежала на альбоме и карандаше. Илегор, картограф, вертел в руках очки, их стёкла поблёскивали. Реглир, пожилой камердинер мужа, скрылся в тени за чашами, в глазах мужчины отражался их свет. Я разглядела в руках слуги платок.
Сердце сжалось. С этими людьми мы многое пережили и давно стали семьёй.
- Кхм, - с намёком кашлянул Илегор.
Они хотели знать содержание письма. Наверняка его принял картограф. Дарина побаивалась магической почты, а Реглир уступал тем, кто выше рангом.
Я огляделась. В комнате только свои. Посмотрела в окна и открыла во всю ширь дверь. Убедилась, подслушивать некому.
На улице шёл дождь. Пахло мокрой землёй и влагой. Все попрятались в укрытия.
Сданный нам гостевой домик стоял в глубине сада, недалеко от обрыва - естественной границы участка. От улицы его скрывали деревья и хозяйский дом.
Как большинство домов, он состоял из одной длинной комнаты с толстыми стенами. Внешне выглядел вполне традиционно: кирпичные стены, маленькие окошки, высокая покатая крыша. Внутри ни очага, ни дымохода. Еду в наше отсутствие приносила хозяйка, либо за ней ходила Дарина. Центр комнаты занимал длинный стол, нетипичный для Остании, подле него стояли две скамьи. На стены прибили полки, а внизу поставили сундуки. В обоих концах комнаты разместили лежанки. Мы отгородили их занавесками и повесили на центральную балку две лозарийские чаши с огнём, чтобы разогнать сумрак. Их магического заряда должно было хватить ещё лет на пять.
Я оперлась на стол и бросила письмо. Скомканная бумага упала точно между блюдами.
- Нам придётся задержаться.
- Нам? - уточнил Илегор.
- Мне так точно. Дела намного хуже, чем я думала. Знала, что договор на невыгодных условиях, но это… Они требуют вернуть весь долг, раз восхождения не было. То есть имущество с молотка, а меня в долговую тюрьму. Как ближайшую наследницу кредитора.
Я взяла кувшин и налила кваса. Хотелось согревающего чаю, но никто не позаботился о кипятке.
- В смысле? Это был займ, а не исследование ЛГО? - удивился картограф. Он перестал вертеть очки и надел их. - Горы же золотая жила, тут столько исследований, столько научных работ можно написать.
Я расхохоталась. Смех вышел нервным и прерывистым.
- Это не жила, а глубокая яма с трупами на дне. В пустыне и то безопаснее.
