Когда мы слышим слово «старец», воображение в ту же секунду рисует нам образ согбенного седого старичка в монашеском одеянии… и на этом умолкает, считая, что дело сделано. Но неужели этот облик – единственный? Да и кроме того – разве он единственно верный? Не следует ли нам, прежде чем обращаться к старцам и их мудрости и опыту, чуть лучше представить себе, кто же они такие на самом деле?
И если мы решимся на это, то сразу же увидим, что в первую очередь старец – это учитель, наставник, духовный отец. Возможность стать старцем не зависит ни от церковного сана, ни от прожитых лет. Нельзя достичь определенного возраста – скажем, пятьдесят лет или восемьдесят, – и превратиться в старца. «Какие старцы?! Мы в лучшем случае опытные старички», – говорил архимандрит Иоанн (Крестьянкин).
Более того, равно так же бесполезно избирать «старцев» или насильно назначать кого-нибудь на эту роль. Люди остро чувствуют фальшь, и если они действительно признают кого-либо старцем – а признать можно только по доброй воле, – то лишь тогда, когда сами почувствуют благодать, исходящую от человека.
«Старец становится для учеников умом, совестию и сердцем, чрез которое кровь естественным образом распределяется, движется и обращается. Старец – это твердый дуб, около которого возрастают обвивающиеся круг него слабые растения, в одиночку погибающие от бурь и ветра», – говорил протоиерей Александр Соловьев.
Чаще всего старцами становились монахи, но нередко так называли и священников, к которым с любовью притекало великое множество людей, – такими, к примеру, были святые праведные Иоанн Кронштадтский и Алексий Московский (Мечёв).
Святитель Игнатий (Брянчанинов) выразил это так: «Привести к Богу может только тот, кто сам к нему пришел, а не тот, кто прочитал много книжек о том, как это делается».
«Каждый, – писал преподобный Паисий Величковский, – должен иметь кого-то опытного в духовном руководстве, кому бы ты полностью предавал свою волю и повиновался, как Самому Господу». То есть послушание – это то главное, что должны вынести из общения со старцем его духовные дети, ибо, по словам того же Паисия Величковского, «послушание – это самая короткая лестница к Небу».
Что же мы видим на деле? Почему толпы людей стремятся попасть к старцам? На некоторых форумах выкладываются списки «популярных» старцев, которых обязательно нужно посетить, люди передают друг другу их адреса… «Вы думаете, старцам задают вопросы о духовной жизни, о борьбе со страстями? Ничего подобного. Чаще спрашивают, продавать квартиру или не продавать, жениться или нет, а если жениться, то на ком, делать хирургическую операцию или не делать», – сетует священник Михаил Прокопенко. «К старцам, к глубокому сожалению, идут с вопросами бытовыми, а не с духовными, как следует, – говорит профессор Московской духовной академии Московского Патриархата Алексей Осипов. – Крайне редко к старцам, настоящим, к таким, как отец Иоанн (Крестьянкин), приходили с вопросом: как мне победить зависть, злость…»
А ведь в дореволюционные годы «десятки тысяч русских людей всех сословий приходили в монастыри не только для того, чтобы поклониться святыням или очистить душу исповедью и причащением Святых Таин, но и для того, чтобы открыть душу старцу, получить от него совет и наставление, услышать ласковое слово утешения и ободрения, найти выход из жизненных затруднений, подойти через старца ко Христу», – писала Т. В. Руденская в статье «Русское старчество как духовный феномен православия» (Вестник ОГУ № 1 (120) / январь 2011). Особенно важным стало обращение к старцам в тот сложный период, когда стали закрываться церкви, когда посещать храм считалось не просто неприличным – за это могли и наказать, когда запрет властей накладывал свой отпечаток на всю духовную жизнь общества.
Сейчас же в старце зачастую видят оракула, гадалку, экстрасенса, который взглянет на тебя и тут же расскажет всю твою дальнейшую жизнь. Действительно, очень многие старцы имеют дар прозорливости, дар исцеления. Но настоящие старцы отличаются смирением, боятся тщеславия и стараются не показывать эти дары. На старческое служение призывает Сам Господь. Старец совершает нелегкий путь, достигая смирения, бесстрастия, чистоты сердца, преисполняется любовью. Он получает особый дар – направлять души ко спасению и врачевать их от страстей, ему открывается воля Божия. Старец может дать совет, наставление, но человек сам должен меняться в соответствии с услышанным, а не перекладывать на наставника ответственность за свою жизнь. Преподобный Амвросий Оптинский говорил: «Давать советы – это камни с колокольни бросать. А выполнять – камни на колокольню носить». Люди же зачастую не желают прикладывать усилия к изменению своей жизни, надеясь, что сейчас старец скажет волшебное слово – и дальше жизнь пойдет как по маслу… Но нет.
«Духовный отец, как столп, только указывает путь, а идти надо самому. Если духовный отец будет указывать, а ученик его сам не будет двигаться, то никуда и не уйдет, а так и сгниет около этого столпа», – говорил преподобный Никон Оптинский. Наверное, в этом и есть один из главных «секретов» старцев.
Но, к счастью, не все идут к старцам, чтобы потешить свое самолюбие или утолить нездоровое любопытство. Ведь многим из нас – а может быть, и абсолютно всем, – так не хватает простого человеческого тепла, доброты и любви. А сколько было случаев, когда недолгая беседа со старцем в прямом смысле воскрешала пришедшего к жизни – и залечивала душевные раны, исцелить от которых не могли ни деньги, ни успех, ни власть! «Служение русских старцев движимо было великой любовью», – пишет Т. В. Руденская.
Иоанн Златоуст говорил, что люди, раздающие богатство беднякам и милующие нищих, совершают великое благо – но все же не столь великое, как те, кто своей праведной жизнью обратит к Богу хотя бы одного человека. И если даже тех, кто отвел от греха и тьмы всего лишь одного из собратьев, святитель вознес на такую вершину, то чем тогда измерить все, что совершили для нас старцы Оптиной пустыни, сумевшие уберечь от погибели многих и многих?
К ним шли те, кто стоял на пороге смерти – и обретали силы жить, к ним тянулись духовно слепые – и снова видели свет, к ним приходили в слезах и отчаянии – и находили утешение и покой. И для многих паломников, притекавших в святую обитель даже из самых дальних земель, тихие слова старца знаменовали и начало новой жизни, и становление на путь истинной «метанойи» – столь же глубокой и необратимой, как раскаяние разбойника Опты, ставшего, согласно легенде, и основателем, и первым настоятелем пустыни.
