Юра откупорил бутылку коньяка, уверенно и точно разлил по рюмкам.
– По двадцать пять! А там посмотрим.
Я не возражал. Пью, не потому что нравится, а потому что надо.
Мы стояли на кухне, обсуждая трудную ситуацию, в которую он попал по вине своего языка. С одной стороны, вроде бы все понятно. Да, совершил глупость. Надо было промолчать. Отшутится. А он блеснул хорошим знанием латыни. Теперь клянет себя, а что толку? Дело в прокуратуре. Юрку отстранили от выездной работы, и, пока идет следствие, он сидит в архиве станции «Скорой пормощи», сортирует карты, лишившись солидной надбавки к зарплате за выездную работу врача.
Я приехал, чтобы поддержать и хоть немного утешить друга. Привез бутылку «Восьмилетнего» киновского коньяка. Не самый дорогой, но вполне себе приличный. Мы с Юриком его распробовали еще в студенчестве и, баловали себя «нектаром богов» по мнению Виктора Гюго, когда нам позволяли финансы. Дорогие КВ, ОС, VSOP или ХО нам не по карману, дешевые подделки брать – печень жалко, а этот ординарный, но весьма неплохой коньяк, нам в самый раз.
Не присаживались мы совсем не потому, что «гусары и врачи пьют стоя», а потому что, в ожидании супруги, Юрка взялся варить гречневую кашу и караулил ее над плитой, чтобы выключить, сразу через три минуты после начала кипения и немедленно накрыть кастрюльку толстой ватной куклой-бабой, какую использовали обычно для заваривания чая. По мнению Юриной жены, Светланы, так гречка сохраняла все витамины и пользу.
– Когда назначили суд? – спросил я.
Юра поставил бутылку на стол, поднял пузатый коньячный бокал и посмотрел сквозь него на потолочный светильник.
– Чтобы видеть будущее в золоте, смотри на жизнь сквозь бокал коньяка, – невпопад произнес он переиначенную фразу Атоса из «Трех мушкетеров». – Потому что шамбертена у нас нет. Леша, суд через пять дней. Завтра еще один поход к следователю, очная ставка с истцами. Давай выпьем, чтобы все обошлось. Я уже знаю, что она мне потом, с глазу на глаз, скажет опять. «Юрий Александрович, от вашей лояльности зависит дальнейшая судьба. Напишите докладную еще на трех ваших знакомых или соседей о выявленных гражданских нарушениях, и суд вам значительно скостит наказание, могут до минимума – штраф и общественное порицание. Есть неофициальная директива правительства для бдительных граждан, сотрудничающих с госорганами».
Мы выпили, закусили дольками лимона. Молчали. Потому что говорить было нечего. Мне очень хотелось найти хоть какие-то слова ободрения для него, но коньяк не помог. Не сразу помог. Легкость мышления возникла постепенно. Юра взялся помешивать гречку, прежде чем укутать кастрюльку. А я произнес:
– То, что писать не хочешь – похвально, но глупо. Все пишут. Фигню всякую формальную пишут. Ну, ладно, не все, но уже никто никого не осуждает за это. Потому что все это лапша. Ты видел, чтобы кто-то реально из-за этих писулек пострадал?
– А не надо, чтобы страдали, – Юрка налил еще по двадцать пять, – Некоторым доставляет удовольствие держать подчиненных за яйца… Согласись, это намного выгоднее, чем всех запугивать.
– Это верно. А ты, хочешь пойти поперек системы? Знаешь, наверное, самое страшное, что тебя ждет – отстранение от выездной работы на три месяца. Это можно пережить.
Юрка кивнул. Говорить ему не хотелось. Сама мысль, что его – врача скорой, мечтавшего после обязательной трехлетней отработки, получить направление в ординатуру по хирургии, еще три месяца заставят сидеть в архиве или лечебном отделе вместе с беременными и пенсионерами, повергала в уныние. Но пережить это можно. Это не потеря специальности, диплома. Правда, перспектива получить ординатуру отодвигалась на неопределенный срок. От того и не сходила маска уныния с его лица.
Он отошел от плиты и, направившись к санузлу, повернулся ко мне.
– Горыныч наш, наверное, уже всем плешь проел, рассказывая о том, какую допустил я дурость?
– Было, – согласился я. – сам понимаешь, случай показательный. Любой заведующий так поступит. Кто мог подумать, что безобидный перевод фразы на бумажке обернется таким грандиозным скандалом? Горыныч твердит: «Клиент должен получать медуслуги согласно стандартам и прейскуранту. Не ему платить, а фонду ОМС, значит, ничего с клиентом не обсуждаете. Никаких лишних разговоров. Ваше дело – обслуживать ДК и вводить то, что вам выдает МК!»
– Правильно, – кивнул Юрка, – наш удел, это быть обезьяной с чемоданом. Чем меньше думаешь, тем меньше проблем. Не выходи за рамки инструкции, и не будешь ни в чем виноват.
Он попрыгал у двери туалета.
– Извини, очень надо.
Я кивнул. Садиться мне не хотелось, потому что киберсьют, из которого я не вылезал уже весь день, заметив, что я мало двигаюсь включил электромассаж пасивных мышц, и стоя эту пытку было переносить легче, чем сидя.
Графеновый комбез обеспечивал и охлаждение и вентиляцию и, если понадобится – защиту от различных ударов, что особенно полезно на улице, когда не хочется ждать, пока в меня врежется какой-нибудь зазевавшийся курьер на электросамокате или сигвее. Искуственный интелект, управлявший киберсьютом, имел имя Зуд1.
Чтобы Юрке был слышен мой голос, я произнес как можно громче:
– Тебе еще налить? – Я не любитель надираться, но сейчас случай особый, а первые двадцать пять миллилитров отличного коньяка для здоровых мужчин – это даже не терапевтическая доза, так, дегустация. Юру надо ушатать немного, я вижу, что его вся эта ситуация морально очень сильно истощила. Вряд ли он запьет, ума и выдержки нам хватает, но ничто не проходит бесследно особенно для нервной системы.
Юра отворил дверь санузла и вышел в коридор, но не успел ответить.
Раздался оглушительный треск. Входную дверь вдруг сорвало с петель, пыль облаком закрыла коридор. В квартиру разом ворвались люди в камуфляже и масках, с оружием. Дверь Юру шмякнула по спине, и он упал. Люди пробежали по двери, дико орали:
– Всем лечь! Работает СОБР!
Я не успел поставить рюмки на стол, стоял столбом, пока их не выбили у меня из рук и мощный удар прикладом в плечо не заставил упасть на пол кухни ничком. От синяка уберег мгновенно отвердевший графен.
Юркина голова виднелась из-под сорванной зарядом железной двери. Он вообще там жив? В сознании? Я ни о чем не мог думать. На голову Юры вертанулась с плиты кастрюлька с горячей кашей, он вскрикнул и зашипел от боли.
Живой!
Нас рывком подняли на ноги, заломили руки за спину и сковали пластиковыми стяжками.
