© Владимир Крючков, 2020
ISBN 978-5-4498-2360-1
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Закончил химфак МГУ, но доктором стал по экономике.
Женат, две взрослых дочери. Работающий пенсионер.
Критичен, иногда до желчности, поскольку еще в юности вычитал, что это – признак настоящего интеллигента.
Вероисповедание – православное, захожанин. Уважаю священные тексты ислама, иудаизма, буддизма, ламаизма.
Предпочитаю фильмы и книги в стилях нон-фикшн и киберпанк. «Матрицу», «Аватар» и «Интерстеллар» выделяю особо, как знаковые фильмы.
Люблю хорошую поэзию (Державин, Дмитриев, Глинка, Пушкин, Лорка, Заболоцкий, Тарковский).
Влюблен в средневековую поэзию и прозу Дальнего Востока (Япония и Китай).
Зачарован притчами Чжуан-цзы и суфийской литературой.
Из современных зарубежных авторов выделяю Чака Паланика, Дугласа Коупленда, Нила Стивенсона, Руди Рюкера и Лю Цысиня.
Красивист (по терминологии Ландау).
Написав и опубликовав первый сборник рассказов «Душа души моей…», я уже не смог остановиться и продолжил вспоминать и записывать эти вспышки (flash) памяти.
Стиль выбрал, каковой американцы называют faction = fact + fiction.
К сожалению, не удалось избежать некоторой публицистичности ряда рассказов, но из песни слов не выкинешь – без fact останется чистый fiction.
Если кого-то из читателей это разочарует, заранее прошу прощения.
Так вскоре и набрался второй сборник.
Автор
Февраль 2020
АНГЛИЙСКИЙ РОЖОК В ТРИГОРСКОМ
Мы приехали осмотреть развалины фундамента старой постройки в Тригорском. Был солнечный день с время от времени набегающими облачками. Наскоро осмотрев заросшие развалины, мы стали думать, с чего начать работу по его восстановлению. Пока суть да дело, нас с Колей послали в соседний магазинчик за вермутом. Вермут был ядовито-розового цвета, с сильным запахом полыни. Стаканы от него не отмывались.
Мы взяли несколько бутылок и, не спеша, отправились обратно. По дороге мы ложились на траву в тени очередной сосенки, откупоривали вермут и рассуждали о жизни и поэзии. Мы оба писали юношеские стихи. Коля, по причине происхождения (старая московская интеллигенция), писал их лучше. Допив бутылку, мы поднимались и шли к следующей сосенке. Осталась последняя бутылка, когда мы поравнялись с основным зданием усадьбы. Здание было похоже на мрачный барак или старую конюшню (кому какое сравнение больше понравится), но никак не на приют муз, как о нем писал Пушкин. По нему бродили группы туристов с экскурсоводами.
Вдруг Коля сказал: – Зайдем?
Я оглядел нас – кирзовые сапоги, заляпанные высохшим раствором и ковбойки, пропитанные въевшимся цементом.
– Как-то неудобно.
– Пошли, я тут всех знаю.
Мы вошли в боковую дверь и оказались в пустой комнате со старинной мебелью. В углу стоял музыкальный инструмент с большими прямоугольными педалями. Коля сел за инструмент и сказал: – Это фисгармония. Что тебе сыграть?
Я удивился. – А что, можно?
– Да я тут давно играю время от времени, меня все знают. В каком тебе регистре?
Надо сказать, что медведь как в детстве стал мне на ухо, так твердо на нем и стоял. Я сказал: – Сыграй на свой выбор.
Коля выдвинул рычажок, на котором было написано English horn1, я же сел на пол, привалился к стенке и закрыл глаза. Коля играл и играл. Он менял регистры, играл известные пьесы, импровизировал. Сквозь музыку я слышал, что время от времени открывалась дверь, кто-то заглядывал в комнату, видел нас и быстро испуганно закрывал ее.
Потом мы забрали последнюю бутылку вермута и пошли к ребятам. Никто нас не упрекнул – видимо, что-то на наших лицах сохранилось от музыки.
Недавно я прочитал, что в Первую мировую войну Морис Равель служил водителем грузовика и подвозил припасы для солдат. Как-то солнечным утром он проезжал разбомбленные города. Вдоль дорог торчали обломки деревьев, разбитых снарядами. Воздух был чист и прозрачен и вдалеке Равель увидел старинный замок. Он подъехал туда и вошел внутрь. В одном из залов чудом сохранилось настроенное фортепиано. Равель сел за него и сыграл несколько произведений Шопена. Позже он вспоминал этот момент как одно из величайших просветлений в своей жизни.
Интересно, помнит ли Коля этот эпизод с вермутом и английским рожком?
По утрам за нами приходил разбитый «газик» со скамейками в кузове. Мы загружались, рассаживались по скамейкам и весело ехали, подпрыгивая на ухабах, на работу. Вдоль дороги тянулись местные жители, которых наши ребята окрестили «сиреневыми людьми» за цвет их лиц по утрам.
Наша команда выгружалась около базы райпотребсоюза и через дырку в заборе мы шли на работу. Мы грузили из склада на приезжавшие машины ящики тушенки, которая производилась здесь для питания трудящихся.
В обед мы набирали горячие еще банки и через другую дырку в заборе шли на соседнее предприятие, которое разливало лимонад «Буратино», меняли банки на бутылки и возвращались обедать.
Постепено мы разглядели, что на банках тушенки была выдавлена завтрашняя дата. И когда нам попадалась банка с сегодняшней датой, мы брезгливо отодвигали ее, как несвежую.
Как-то у соседей мы обнаружили, что лимонад они изготавливают, просто разбавляя концентрат напитка, который им привозили. Концентрат был где-то градусов под семьдесят. Вечером мы налили этот концентрат в бутылку и попросили закупорить ее как обычный лимонад. Сев в машину, предложили народу попить. Первый же желающий, сделав глоток, поперхнулся, потерял дар речи и молча передал бутылку следующему. Так бутылка обошла всю машину, и только тогда мы объяснили народу секреты технологии производства лимонада.
Работа на базе пролетела как один день.
Командир нашего отряда всегда ходил с хитрым выражением лица, которое досталось ему от природы. При этом был милейшим и добрейшим человеком.
Как-то утром он выстроил отряд на линейку и начал зачитывать наряды на работу. Солнце отчаянно светило нам в лицо, а он делал вид, что не замечает этого. Тогда, по команде комиссара, отряд сделал «поворот все вдруг» и, не сговариваясь, зашаркал ногами по пыли, изображая движения кошки, зарывающей что-либо, ей не понравившееся.
Помогло. Больше такое не повторялось.
А для завершения характеристики командира приведу такой пример. Мы работали на выезде и еду нам привозили на мотороллере. Как-то командир лично привез еду, чтобы заодно проинспектировать, как у нас идут дела. Хлеб был теплый. Мы растроганно поблагодарили его. А он простодушно сказал: – Там дождик накрапывал, так я сел на хлеб, чтобы он не намок.
А ведь мог смолчать и не услышать всего, что последовало за этим.
Книги я любил с детства. Любил читать, листать и просто перебирать их на полке. Каждая из них обещала что-то своё, каждая обращалась ко мне на своем неслышном языке, понятном только нам двоим, поскольку, прочитав её, я запоминал то, что нашло отклик в моей душе, и ни в чьей больше. Наши отношения можно было бы назвать интимными, но тогда из этого, хорошего в своей основе, слова пришлось бы выбить всю накопившуюся со временем пыль, как из драгоценного старого ковра.
