Два господина из Брюсселя
В тот день, когда человек лет тридцати в синем костюме позвонил в дверь и спросил, действительно ли она та самая Женевьева Гренье, которая обвенчалась с Эдуардом Гренье тринадцатого апреля пятьдесят пять лет назад в соборе Святой Гудулы[1], ей следовало захлопнуть дверь, заявив, что она не принимает участия ни в каких телеиграх. Но, озабоченная тем, чтобы никого не обидеть, она по привычке отогнала пришедшие в голову мысли и тихо произнесла просто «да».
Удовлетворенный ответом синий костюм представился как мэтр Демельмейстер, нотариус, и сообщил, что она является единственной наследницей господина Жана Деменса.
– Что?!
Глаза Женевьевы удивленно округлились.
Нотариус испугался, что совершил бестактность:
– Вы не знали, что он умер?
Более того, она не знала, что он вообще существовал! Это имя не пробуждало в ней никаких воспоминаний… Жан Деменс? Неужто не только ноги отказывают? Она еще и на голову хромает? Жан Деменс? Жан Деменс… Смущенная, она чувствовала себя виноватой.
– Я… У меня провал в памяти. Напомните мне, сколько лет было этому господину?
– Вы родились в один и тот же год.
– А что еще?
– Господин Деменс жил в Брюсселе, в доме двадцать два по авеню Лепутр.
– Я не бывала ни у кого в этом квартале.
– Он долго держал ювелирный магазин в Галерее королевы. «Сердечная удача» – так он назывался.
– Ах да, припоминаю. Роскошный бутик.
– Он закрыл его пять лет назад.
– Я часто останавливалась перед витриной с украшениями, но ни разу не вошла.
– Что, простите?
– На покупку у меня не хватило бы денег… Нет, я не была знакома с этим господином.
Нотариус почесал в затылке.
Женевьева Гренье сочла нужным добавить:
– Мне жаль.
В ответ он выпрямился и отчеканил:
– Мадам, ваши секреты принадлежат вам. Моя цель – не комментировать ваши отношения с господином Деменсом, а исполнить его последнюю волю, поскольку он назначил вас своей единственной законной наследницей.
Задетая, Женевьева, совершенно не улавливая намеков нотариуса, хотела было оправдаться, но тот продолжил:
– Мадам Гренье, меня интересует лишь один вопрос: вы принимаете наследство или отказываетесь? Подумайте, у вас есть несколько дней. И в случае если решите принять его, не забудьте, что вам могут достаться не только ценности, но и долги.
– Что?
– По закону завещание, признанное наследником, дает ему право получить завещанные материальные ценности, но также обязывает его оплатить долги, если таковые имеются.
– А они имеются?
– Порой есть одни долги.
– А в данном случае?
– Мадам, закон запрещает мне отвечать на этот вопрос.
– Но ведь вы знаете! Скажите!
– Закон, мадам! Я дал клятву.
– Дорогой господин нотариус, по возрасту я вам в матери гожусь. Вы ведь не стали бы завлекать вашу престарелую мать в подобную западню?
– Мадам, я не могу открыть вам условия завещания. Вот моя визитная карточка. Когда у вас созреет решение, приходите в мою контору.
Щелкнув каблуками, он откланялся.
Наутро Женевьева стала обдумывать случившееся.
В разговоре с подругой Симоной по телефону она описала ей свою ситуацию, сказав, что это приключилось с соседкой.
Симона тотчас воскликнула:
– Прежде чем ответить, твоя соседка должна навести справки! Чем занимался этот господин?
– Он владел ювелирным магазином.
– Это ни о чем не говорит. Он мог быть богачом, а мог и разориться.
– Он закрыл предприятие пять лет назад.
– Вот видишь: обанкротился!
– Послушай, Симона, в наши годы хочется бросить работу.
– Что еще?
– Он жил на авеню Лепутр.
– В собственной квартире?
– Думаю, да.
– Это не аргумент… Если его дела не ладились, он мог заложить свою квартиру.
– И где в таком случае будут знать об этом?
– В его банке, но там ни за что не скажут. А от чего он умер?
– Что, прости?
– Ну, понимаешь, если приятель твоей соседки умер от болезни, то еще есть надежда. И напротив, если он покончил жизнь самоубийством, то я встревожилась бы. Это свидетельствует о том, что он был по уши в долгах.
– Симона, не преувеличивай. Он мог покончить с собой, получив ужасное известие. Например, ему могли сообщить, что у него рак.
– Мм…
– Или что его дети погибли в авиакатастрофе…
– У него были дети?
– Нет. В его распоряжениях о них ничего не сказано.
– Ну-у, все же ты не разубедила меня в том, что это, возможно, было самоубийство!
– Моя соседка не упоминала о самоубийстве.
– А может, она-то и прикончила этого типа? Узнала, что он написал на нее завещание, и убила своего любовника!
– Симона, мы ведь не знаем, от чего он умер!
– Это свидетельствует о ее хитрости.
– Да не был он ее любовником!
– О, Женевьева, не будь наивной! Ей достались златые горы, а она не была его любовницей? Я бы не клюнула на такое.
Однако вопрос, принять наследство или отказаться, тянул за собой и другие: кто этот господин? и что связывало покойного с наследницей? Женевьева, вновь получив совет отказаться от наследства, – на этот раз от двоюродного брата, подвизавшегося на ниве страхования, – быстро прекратила расспросы.
С утра до вечера она металась между двумя противоположными решениями: принять или отказаться? Выйти из игры или удвоить ставку? Она лишилась сна, но все же наслаждалась этим возбужденным состоянием: наконец-то в ее жизни повеяло приключениями… Вновь и вновь Женевьева взвешивала свое решение.
Через семьдесят два часа она сделала выбор.
Радостная, она предстала перед мэтром Демельмейстером: хотя благоразумие требовало отклонить наследство, она его приняла! Ведь она ненавидела умеренность, эту боязливую скромность, за которую корила себя всю жизнь. Впрочем, в восемьдесят лет она не испытывала особых опасений… Если она унаследует долги, выплатить их она не сможет, так как ее пособие не превышало прожиточного минимума. И даже если на ней повиснет многомиллионный долг, никто не отнимет ее ничтожную пенсию. Между тем она не слишком зацикливалась на этом предположении; она чуяла, что если копать глубже, то ее так называемое безрассудство обернется точным расчетом, ведь, рискнув, она ничем не рисковала…
И правильно сделала! Одно слово – и на нее свалилось целое состояние: немалая сумма на счете в банке, три квартиры в Брюсселе (две из них сдавались в аренду) плюс обстановка, картины и произведения искусства, находившиеся в квартире в доме двадцать два по авеню Лепутр, и, наконец, сельский дом на юге Франции. В доказательство ее неожиданного возвышения нотариус сказал ей, что готов вести дела, связанные с ее наследством.
