Её смех звенит совсем рядом. Вокруг вздымается лес безупречно чистых зеркал, в которых я не отражаюсь, а потому вижу только вложенную саму в себя бесконечность. Где-то среди этих пространств-обманок прячется озорная девчонка, чей голос я слышу, но не могу определить направление; она словно повсюду и нигде.
Ладонью я ещё чувствую тепло её руки. Оно исчезает – словно последний выдох, который только что покинул лёгкие.
Мой кулак обрушивается на ближайшее зеркало, и звон заполняет мир. Осколки разлетаются во все стороны, фальшивая беспредельность рушится на глазах. На моих руках проявляются глубокие порезы. Тяжёлые красные капли срываются вниз, на лету превращаясь в воду, которая утекает, утекает, утекает…
Впереди виднеется женский силуэт, и всё вокруг него распадается на части. Горы, леса, моря и солнце оплывают, ломаются, теряют очертания; вселенная, утратившая самую свою суть, гибнет, на глазах превращаясь в гротескное месиво форм и цветов. В этом абсурде, где ничто не в состоянии просуществовать дольше мгновения, одна Она остаётся прежней. Та, что стоит передо мной. Одна Она – яркая, отчётливая, понятная. Родная. Остров осмысленности и покоя посреди океана агонизирующего хаоса.
Она стоит спиной и ждёт, когда я снова её коснусь. Как перед тем, когда мы вместе прыгнули в пропасть, и её рука выскользнула из моей…
Я тянусь вперёд. Её плечи ссутулены, поза расслабленная – Она давно устала ждать. Нечто странное мерещится мне в её облике, но я тоже слишком устал без неё. Словно нас разделяет целая вечность.
Моя рука касается её пальцев – холодных, как лёд. Она оборачивается.
– Привет, безымянный, – говорит не-Лина. – Вот и ты наконец.
Её взгляд потухший, усталый, но где-то в глубине бесцветных глаз теплится огонёк интереса.
– Кто ты? – спрашиваю я, отпрянув. – Где Лина?
– Зови меня Малика, – шелестит Она с улыбкой. – Ты должен пойти со мной.
– Но я не могу, – отвечаю я, сам не зная почему.
– Ты должен. Если не ты, то другие пойдут. И это будет неправильно.
Её голос тих и приятен, его хочется слушать бесконечно. Но почему же она так холодна?..
И вдруг до меня доходит:
– Я уже видел тебя. Видел.
– И ты сбежал. Но пока не поздно – идём. Ты – ошибка, – глаза Малики наполняются сожалением.
– Я не могу пойти с тобой. Меня ждут, – невпопад бормочут мои губы.
Она понимающе улыбается.
– Я всё равно заполучу тебя, так или иначе.
– У меня нет выбора?
– Есть. И ты его сделал, – тяжкий вздох.
Её глаза на мгновение затуманиваются печалью – и снова проясняются.
– До встречи, безымянный, – её губы мимолётно касаются моих, оставив на них обжигающий холод. – Я буду ждать.
И наступает покой.
* * *
Мои уши уловили звук, по которому скучали долгое время, но я никак не мог его узнать. Отупение, овладевшее мной, достигло масштабов гениальности. Я мог слышать и дышать, но был настолько этим удивлён, что испугался. Подумал: «Это что, я всё ещё жив?!»
Но потом разум вернулся – рывком, словно с разбегу. Я вдруг осознал, что нахожусь внутри саднящего мешка с костями, побывавшего как минимум в мясорубке. И этот мешок – моё тело. Болели зубы, язык, глаза, а под веки словно песка насыпали. Желудок, скрученный в тугой комок, так и норовил выпрыгнуть наружу или хотя бы вывернуться наизнанку. Учитывая всё это, я скорее воскрес, чем проснулся. Радоваться не хватало сил, но какое же это было блаженство – слышать, как ветер шумит кронами деревьев!
Я попытался приподняться и тут же со стоном упал, потому что мир перед глазами вращался волчком. Всё, что успел захватить мой затуманенный взгляд – ночное небо и отсвет костра, потрескивающего рядом.
– Очнулся? – надо мной нависла тень. – Как себя чувствуешь?
– Как труп, – промямлил я.
– Ты был при смерти. Дважды переставал дышать. Мы еле тебя вытащили.
– Сколько меня не было?..
– Примерно шесть дней. После того, как ты чуть не вскипятил нас вместе с озером, мы ещё долго шли по пещерам.
Только теперь я понял, что надо мной стоит Рэн.
– А Кир?
– Нормально. Тебе досталось больше всех. А мы по незнанию потом ещё и отравились все… Мы с гномом легче перенесли, а тебя это чуть не добило. Тебе бы и сейчас лучше поспать.
Меня затрясло – то ли от холода, то ли от слабости.
– Пить, – только и вымолвил я.
К моим губам поднесли мехи, и внутрь потекла прохладная жидкость. Чистая, свежая вода. Каждый глоток приносил облегчение и тупую боль в животе. Я почувствовал, что теряю сознание.
– Лину… Лину нашли? – пробормотал я, уже проваливаясь в забытьё.
– Спи, – ответил Рэн, словно из другого мира. – Потом поговорим.
* * *
Поутру меня разбудили птахи, на разные лады щебечущие и свистящие над головой. По сравнению с прошлым пробуждением стало намного легче. По крайней мере боль уже не замутняла восприятие, а запах жареного мяса, плывущий вокруг, не вызывал приступов тошноты. Я даже смог сесть.
Надо мной нависала крыша шалаша – небольшого, только чтобы защитить от дождя и ветра. Из него открывался чудесный вид: небольшая полянка под сенью раскидистых деревьев, чуть подальше – выпуклый зелёный склон, похожий на живот толстяка-великана, а ещё дальше высилась цепь заснеженных пиков.
На этот раз рядом оказался Кир. Он сидел на чурке у тлеющего кострища и остриём моего меча что-то вырезал из деревяшки. Рэна было не видно.
Я покряхтел – чуть громче, чем требовалось.
– О, ну надо же кто у нас глазки открыл! – Гном тут же бросил своё занятие и подошёл ко мне. – Наотдыхался наконец?
– Я тоже рад тебя видеть, – сказал я, щурясь спросонья. – Где Рэн?
– Вроде бы пошёл набрать дров и поохотиться. Как самочувствие-то?
– Жить буду. Расскажи лучше, что произошло.
– Хоть поешь сначала, – Кир снял с остывающего костра жареную рыбину, насаженную на палку, и протянул мне. – Вот, налетай. На этот раз не ядовитая.
При виде еды меня настиг рвотный позыв, но вслед за ним дал о себе знать и голод.
Я взял угощение здоровой рукой – вторая была все ещё плотно перетянута повязкой и плохо слушалась.
– Я буду есть, а ты – рассказывать.
– С какого момента?
– Да прямо с того, где мы смылись от той здоровенной химеры.
Кир, хмыкнув, вернулся к вырезанию ложки из сучка и начал рассказывать. Я почти не прерывал, лишь иногда задавая уточняющие вопросы. Выяснилось следующее.
После того, как нас вынесло течением из той затопленной пещеры, поток довольно долго нёс всю нашу компанию по тоннелю без берегов. Моё вяло барахтающееся тело держал на плаву Кир. Ему сильно мешали мои мечи: один я стиснул в руке, а другой, будучи замагниченным с первым, волочился за нами следом по дну. Гном утверждал, что уже намеревался бросить меня, когда тоннель расширился и обмелел – дальше по нему можно было идти, хоть и по пояс в воде. Так наша компания и добралась до притока этой подземной реки, почти пересохшего, но успевшего пробить себе широкий проход в скале. Передохнув, мои спутники решили идти вверх по руслу притока – потому что спускаться уже никому не хотелось.
