Дайсэцу Судзуки - Дзэн в японской культуре

Серия «Философия – Neoclassic»

Перевод А. Долина

© Перевод, предисловие, комментарии. А. Долин, 2024

© ООО «Издательство АСТ», 2024

А. Долин

«Никто не понимает Дзэн; никто не может его объяснить; писать о нем книги – наглость и нахальство. В сущности, и сам Дзэн, с одной стороны, являет собой род дерзости, а с другой – квинтэссенцию скромности, скромности природы». Эта парадоксальная тирада (вполне в дзэнском духе) взята из пятого тома «Дзэн и классики Дзэн», фундаментального сочинения замечательного знатока дальневосточной культуры Реджинальда Блайса, посвященного его идейному учителю и другу Дайсэцу Судзуки. На самом деле, как можно объяснить необъяснимое, высказать несказанное, передать словами и понятиями непередаваемое? Ведь еще легендарный основатель Учения Бодхидхарма изрек полторы тысячи лет тому назад:

Дзэн (кит. Чань, санскр. Дхьяна) отнюдь не исчерпывается своим изначальным значением «самосозерцание». Будучи, как и многие другие великие учения древности, одновременно религией и философией, этическим каноном, Дзэн-буддизм с течением веков стал для миллионов и миллионов обитателей Японии, Китая, Кореи, Вьетнама и ряда других стран Востока тем, чего нам так мучительно не хватает, к чему все мы тщетно стремимся, одержимые бесчисленными страстями и соблазнами нашего бурного времени, – искусством Жизни.

Безусловно, и христианство, и ислам, и иудаизм, и буддизм в самых разнообразных своих ответвлениях могут претендовать на ту же роль для стран иного культурного ареала, а иногда, если дело касается даосизма или синтоизма, даже конкурировать с Дзэн в Китае или на Японских островах. И все же есть серьезная первопричина, обусловившая небывалое распространение дзэнских влияний в области поэзии и живописи, архитектуры и садово-паркового дизайна, аранжировки цветов и чайной церемонии, классического театра и воинских искусств. Есть причина и для бурного всплеска интереса к Дзэн на Западе в послевоенный период, за которым последовала «дзэнская революция» американской молодежи. Есть причина для неослабевающего потока фундаментальных исследований Дзэн-буддизма, популярных очерков, переводов и художественных произведений дзэнского толка, которых в США, Европе и Японии насчитывается сотни томов. Вот и наша страна с опозданием в сорок лет подключается к общемировому процессу постижения Бытия по Дзэн, чей секрет «загадке жизни равносилен».

Весьма условно можно сказать, что сверхзадача всех мировых религий – в спасении души человеческой. Обретя перспективу загробного существования в лучшем мире при условии соблюдения некоторых вполне конкретных норм и требований, смертный как бы получает реальный стимул к самосовершенствованию, которым и занимается в рамках своего вероисповедания доступными ему средствами. Пуритане и мормоны, святые столпники и старцы в скитах, благочестивые суфии и бродячие дервиши, породившие инквизицию иезуиты и достигшие вершин самопознания тибетские ламы стремились к одной цели – усердным радением преодолеть оковы земного существования, очистить «душу» и подготовить ее к вознесению в мир иной, в мир Абсолюта, где царит Христос, Аллах, Иегова или Будда – могущественный повелитель Вселенной. Именно эту цель и отвергает Дзэн, провозглашая самоценность жизни земной со всеми ее радостями и горестями, треволнениями и заботами. Жить не во имя светлого грядущего, завтрашнего рая, а во имя самой жизни, предаваться самосовершенствованию не для того, чтобы уподобиться святому, шейху, бодхисаттве, а лишь затем, чтобы упрочить собственное положение на грешной земле и помочь людям – вот чему учит Дзэн, вот чем привлекает он людей на разных континентах. «Можно сказать, – утверждает в одном из своих трудов Д. Т. Судзуки, – что Дзэн высвобождает различные виды энергии, естественным и надлежащим образом заложенные в каждом из нас, но пребывающие обычно в стесненном и извращенном состоянии, не находя адекватного канала, выхода для деятельности».

Первая из «четырех благородных истин» буддизма гласит, что жизнь есть страдание. В бесконечной череде рождений и смертей, обретая все новые и новые перевоплощения, человек живет в непрестанных тяготах и муках, не в силах преодолеть порочный круг сансары[1]. Подчиняясь закону всеобщей причинно-следственной связи, карме, каждый несет на себе бремя грехов, совершенных в прошлых перерождениях, и в текущей жизни закладывает основы перерождений грядущих. Будда Шакьямуни в своем Великом Законе, Дхарме, определил альтернативу юдоли страданий, злосчастной сансаре, данной в удел смертным. Это нирвана, царство Пустоты, обитель покоя, изначальное Небытие, куда возвращается праведник, отрешившись от иллюзорного земного мира, от суетных пристрастий. Путь к освобождению человека от уз сансары, согласно ортодоксальной доктрине буддизма, лежит через отказ от всех естественных проявлений человеческой натуры, умерщвление плоти, успокоение духа, умиротворение интеллекта. Три «благородные истины», следующие из первой, поясняют, что страдание проистекает из желаний; что прекращение страданий возможно лишь посредством прекращения желаний; что достигнуть прекращения желаний можно лишь путем монашеской аскезы и углубленного самопознания.

Во всех своих разновидностях буддизм утверждает, что наши беды являются плодом заблуждений, невежества, неумения увидеть и осознать горизонты единого мироздания. Путь спасения есть путь познания, осознания себя во вселенной и вселенной в себе. Однако различные направления и секты буддизма предлагают различные методы познания, ведущие – во всех случаях, кроме одного, то есть кроме дзэнского Прозрения – к неизбывному блаженству нирваны. Преодоление мирских страстей во имя достижения нирваны с самого момента зарождения буддизма (VI–V вв. до н. э.) на много столетий определило идеалы учения Хинаяны («Малой колесницы»), воплотившиеся в образе святого подвижника, архата, далекого от проблем нашей бренной юдоли.

Второе магистральное направление буддизма – Махаяна («Большая колесница», влекущая человека к спасению), зародилось в I–II вв. н. э. и несколькими столетиями позже породило доктрину Дзэн. Характеризуя отличия Махаяны от Хинаяны, выдающийся дзэнский мастер Хакуин (1686–1769) писал: «Предположим, у нас так много золота, что оно нуждается в охране. И вот сторож закрывает двери в комнату, укрепляет их железной цепью, а сам садится возле золота и караулит. Таким образом, никто посторонний не сможет украсть его. Однако мы не можем сказать, что его сохранность является заслугой владельца. Такова и эгоцентрическая практика последователей Хинаяны, которые взыскуют просветления только для самих себя. Теперь представим себе, что человека попросили доставить эти же золотые монеты в определенное место, для чего ему потребуется миновать немало разбойничьих гнезд, где воры и грабители кишат подобно пчелам или муравьям. Если человек достаточно отважен, он заткнет за пояс меч, подвернет полы одежды выше колен, подвесит на посох узелок с золотом и бесстрашно доставит сокровище к месту назначения, не раз вступая в схватки с злодеями. Тогда-то, разумеется, его будут превозносить как мужа великой доблести и отваги. Он будет подобен бодхисаттве, что взыскует просветления для себя, но в то же время ведет людей к спасению».