Александр Жолковский - Осторожно, треножник!

Осторожно, треножник!
Название: Осторожно, треножник!
Автор:
Жанры: Культурология | Публицистика
Серия: Диалог
ISBN: Нет данных
Год: 2010
О чем книга "Осторожно, треножник!"

Книга статей, эссе, виньеток и других опытов в прозе известного филолога и писателя, профессора Университета Южной Калифорнии Александра Жолковского, родившегося в 1937 году в Москве, живущего в Санта-Монике и регулярно бывающего в России, посвящена не строго литературоведческим, а, так сказать, окололитературным темам: о редакторах, критиках, коллегах; о писателях как личностях и культурных феноменах; о русском языке и русской словесности (иногда – на фоне иностранных) как о носителях характерных мифов; о связанных с этим проблемах филологии, в частности: о трудностях перевода, а иногда и о собственно текстах – прозе, стихах, анекдотах, фильмах, – но все в том же свободном ключе и под общим лозунгом «наводки на резкость».

Бесплатно читать онлайн Осторожно, треножник!


Предисловие

Наводка на резкость

Эти опусы были написаны в разное время, по разным поводам, в разных жанрах и под разными небесами. Но они вдохновлены единым кругом идей, и их издание под одной обложкой не сводится к суммарной републикации.

Они написаны литературоведом (он же – бывший лингвист и семиотик), но в основном не на литературоведческие, а на, скажем так, окололитературные темы. О редакторах, критиках, коллегах; о писателях, но не столько об их произведениях, сколько о них как личностях и культурных феноменах; о собственном профессиональном опыте как предмете аналогичного рассмотрения; о русском языке и русской словесности (иногда – на фоне иностранных) как о носителях характерных мифов; о связанных с этим проблемах нашей филологии, в частности о трудностях перевода; а иногда и о собственно текстах – прозе, стихах, анекдотах, фильмах, – но все в том же свободном, а не строго научном ключе.

Одна из целей книги – продемонстрировать актуальность филологии как взгляда и на вещи, лежащие за ее профессиональными рамками. Уже укоренилось понимание, что мы живем в мире знаков, стереотипов, мифов. Согласно Хайдеггеру, не мы говорим языком, а язык говорит нами, и это верно также для языков в переносном смысле – языков искусства, культуры, эпохи и т. д. В начале было слово, а с оглядкой на Аристотеля, слово присутствует в начале, середине и конце.

Словесная, поэтическая, культурная мифология – неизбежная оболочка и форма нашего существования. От нее нельзя освободиться полностью, но желательно хотя бы понимать, в каком мифе ты живешь, в какую игру играешь. В конце концов, от этого зависит – до известной степени – делаемый человеком на каждом шагу выбор. Как, в согласии со своей выбороцентрической мифологией, говорят американцы, узнав о чьих-нибудь неудачах: Wrong choices! («Неправильные выборы/решения»; в переводе на русский язык и мифологию – «Туда ему и дорога!»).

Даже однажды разоблаченный, миф умело мутирует, как вирус, приспосабливающейся к антибиотику. Все усилия Толстого в «Войне и мире» были сознательно, иногда до тяжеловесности прямолинейно, направлены на развенчание – подрыв, остранение, осмеяние – принятого эпического понимания истории, на ее принципиальную дегероизацию. И как же «Война и мир» трактуется сегодня, как проходится в школе? Как роман-эпопея! За что боролись, на то и напоролись.

Один из детских рассказов Зощенко называется «Не надо врать!». Действительно, врать нехорошо, а главное, вредно, потому что сам начинаешь верить. Но врется – вольно или невольно. Правда же глаза колет. Сатиру, критику, демифологизацию мы инстинктивно не любим, даже понимая, что вещи это нужные, так сказать, санитары леса.

Главный козырь литературоведения и, соответственно, литературоведческого взгляда на мир – умение правильно читать. Правда, в наш постмодерный век возможность объективного знания всячески оспаривается. Эпохи самоуверенного рационализма и разъедающего релятивизма постоянно сменяют друг друга. Лейбниц надеялся сделать наши рассуждения точными, как математические формулы, «чтобы… иметь возможность в споре с оппонентами просто сказать: “Давайте посчитаем, и посмотрим, кто из нас прав”». А Гёте устами Вертера сказал: «На этом свете человек редко понимает другого». Или, как воскликнула много лет назад одна дама в ответ на призыв внести в расточаемые ею безмерные похвалы своему сынишке элемент объективности: «А кому нужна эта хваленая объективность?!»

Речь не идет, конечно, о владении какой-то последней спасительной истиной и еще менее о намерении пасти народы. Объективность – дело скользкое. Претендовать можно разве что на подрыв торжествующих стереотипов.

Недаром чуть ли не единственным признаком, на котором сходятся разные определения реалистического письма, является отталкивание от условностей предшествующего стиля. То есть реализм, объективность, истина – это «не то, что вы думаете». Постоянно возникает задача наведения на резкость – в противовес диффузному, невнимательному, инертному, замыленному зрению и вообще повторению привычной жвачки.

Чтобы преодолевать стереотипы, надо ясно понимать, в чем они состоят. Проходя с американскими первокурсниками солженицынский «Случай на станции Кочетовка», приходится сталкиваться с регулярной – для нас удивительной! – реакцией: большинство студентов остаются в полном и совершенно добросовестном недоумении относительно того, был ли задержанный осенью 1941 года лейтенантом Зотовым странный солдат без документов, путающийся в вопросе о новом названии Царицына, немецким шпионом. По ходу совместного разбора удается выявить множество искусно выстроенных автором эзоповских деталей, из которых видно, что нет, не был. Но главным аргументом, объясняющим, почему для советского читателя 60-х годов такого вопроса даже не возникало, становится известие, что шпиономания была общим местом соцреалистического канона, и недавнему лагернику Солженицыну не было никакого смысла пробиваться в печать с еще одним сочинением на тему.

На примере симпатичного лейтенанта Зотова, не сумевшего правильно прочесть симпатичного ему актера Тверитинова и потому обрекшего его на гибель, студенты учатся читать литературу. И обратно, рассказ, подрывающий стереотипы соцреализма и тоталитарного мышления (постановкой стандартного героя советской литературы Зотова под повествовательный удар), – призван был научить читателя по-новому разбираться в жизни. В этом, однако, нет парадокса и вообще чего-либо сногсшибательно нового, такова одна из излюбленных тем литературы, всегда занятой самой собой, но тем самым – искусством чтения в широком смысле.

Например, «Станционный смотритель» Пушкина (впервые адекватно прочитанный М. О. Гершензоном) посвящен неспособности его героя Семена Вырина, мозги которого промыты хрестоматийной «Бедной Лизой» Карамзина и евангельскими притчами о блудном сыне и заблудшей овечке, правильно прочесть – рассмотреть (хотя он и является смотрителем) и понять – происходящее с его дочерью, в результате чего он спивается и умирает, сам явив образ «блудного отца». В какой-то степени – будь то по сознательному замыслу автора или по логике следования литературным канонам – слепым к реальности смотрителем станции Кочетовка предстает и герой Солженицына.

В «Тамани» ошибочное взаимное прочтение друг друга героями составляет стержень сюжета. Печорин воспринимает «ундину» как экзотическую героиню колониально-романтического сюжета, только и ждущую появления столичного героя, чтобы упасть в его объятия, тогда как она интерпретирует его в детективном ключе – как правительственного агента (причем каждый еще и подыгрывает ложной версии другого). В результате коммуникация проваливается, ничего хорошего, да и вообще значительного, не происходит, и все расходятся в разные стороны, отделавшись легким испугом.


С этой книгой читают
«Хуберт Зайпель имеет лучший доступ к Путину, чем любой другой западный журналист» («Spiegel»). В этом одно из принципиально важных достоинств книги – она написана на основе многочисленных личных встреч, бесед, совместных поездок Владимира Путина и немецкого тележурналиста. Свою главную задачу Зайпель видел не в том, чтобы создать ещё один «авторский» портрет российского президента, а в том, чтобы максимально точно и полно донести до немецкого чи
Игорь Можейко – это на самом деле классик отечественной фантастики Кир Булычев. Вернее, наоборот: доктор исторических наук, ведущий научный сотрудник Института востоковедения Академии наук Игорь Всеволодович Можейко под псевдонимом Кир Булычев писал фантастику. А под своим настоящим именем публиковал книги по русской и всемирной истории. Перед вами одна из лучших – «1185 год». Действующие лица: князь Игорь, Ричард Львиное Сердце, Чингисхан, Барба
«Бить или не бить?» – последняя книга выдающегося российского ученого-обществоведа Игоря Семеновича Кона, написанная им незадолго до смерти весной 2011 года. В этой книге, опираясь на многочисленные мировые и отечественные антропологические, социологические, исторические, психолого-педагогические, сексологические и иные научные исследования, автор попытался представить общую картину телесных наказаний детей как социокультурного явления. Каков их
Уильям Буллит был послом Соединенных Штатов в Советском Союзе и Франции. А еще подлинным космополитом, автором двух романов, знатоком американской политики, российской истории и французского высшего света. Друг Фрейда, Буллит написал вместе с ним сенсационную биографию президента Вильсона. Как дипломат Буллит вел переговоры с Лениным и Сталиным, Черчиллем и Герингом. Его план расчленения России принял Ленин, но не одобрил Вильсон. Его план строит
Знаменитый российско-американский филолог Александр Жолковский в книге “Напрасные совершенства” разбирает свою жизнь – с помощью тех же приемов, которые раньше применял к анализу чужих сочинений. Та же беспощадная доброта, самолюбование и самоедство, блеск и риск. Борис Пастернак, Эрнест Хемингуэй, Дмитрий Шостакович, Лев Гумилев, Александр Кушнер, Сергей Гандлевский, Михаил Гаспаров, Юрий Щеглов и многие другие – собеседники автора и герои его в
Прославленному филологу Александру Жолковскому удалось создать собственный оригинальный металитературный жанр – виньетку: фрагментарный, беллетризированный, вольный мемуар. Автор собрал под одной обложкой более полусотни виньеток, до того рассыпанных по интернету и бумажной периодике, к ним он также добавил два новых рассказа. В книге на равных правах участвуют известные культурные герои (Надежда Мандельштам, Умберто Эко, Юрий Щеглов, Омри Ронен)
«Логос» – один из старейших независимых гуманитарных журналов, возникших в постсоветский период. Журнал продолжает западническую традицию, развивая ту интеллектуальную линию русской культуры, которая связывает его, в частности, с дореволюционным «Логосом» – международным ежегодником по философии культуры, издававшимся в начале XX века.За время своего существования «Логос» эволюционировал от журнала профессионально-философской ориентации, выполняв
Своеобразным символом его творчества стал «Angelus Novus» со знаменитого рисунка Пауля Клее. «Так можно представить себе ангела истории: его лицо обращено в прошлое, где он видит катастрофу, нагромождающую руины на руины, – пишет Беньямин. -Он хотел бы остановиться, оживить погибших, но из рая дует ураганный ветер, который неудержимо несёт ангела истории в будущее; этот ураган мы и называем прогрессом… Катастрофа есть прогресс, прогресс есть ката
Ираклий Андроников! После этого имени хочется поставить восклицательный знак. Недаром вся страна узнавала этого ученого и в лицо, и по голосу. Он был и замечательным исследователем, и писателем, и актером. И обладал детективными способностями, раскрывая тайны русской литературы. А потом рассказывал об этом с таким вкусом и талантом, что невозможно оторваться от его книг. В этом издании мы собрали самые увлекательные литературные расследования Анд
Эта книга – собрание эссе, посвящённых странам европейского Средиземноморья и окрестностей с собственными рисунками и обложкой автора. Каждое эссе может быть прочитано почти вне связи с остальными, но их отбор и последовательность отражает идею о происхождении и развитии отдельных национальных культур под влиянием изначального центра нашей цивилизации – Италии и Рима, которые до сих пор постоянно находятся в фокусе культурных интересов Западного
Настоящий вождь должен быть готов к нелегким решениям, если от них зависит свобода родной земли. Хагир из рода Лейрингов проделал долгий путь, стремясь избавить родину от дани, которую много лет приходится платить воинственным фьяллям. Впереди – решающее сражение, но, чтобы одержать в нем победу, Хагир вынужден договариваться с убийцей своего конунга. Иногда проще положиться на недруга, чем на бывшего союзника. Ведь законный наследник власти, оде
Давно никто не отваживался на путешествие в загадочный Медный Лес, хотя, если верить легендам, там лежат несметные богатства. Ведь дороги запутаны троллями, на берегу моря стережет добычу беспощадный конунг-разбойник Бергвид Черная Шкура, и неизвестно, какую злую магию таят в себе глухие чащи. Но именно там, как гласит сага, спит прекрасная валькирия, ждущая своего жениха.Очарованный древней легендой, смелый викинг Хельги ярл отправляется в поход
Лондонский пожар, 1666 год. Дома охвачены ярким огнем, но одна из жительниц занята не заботой о собственной жизни, а спасением семейных ценностей. Сундук обнаружили в Чипсайде лишь в 1912 году – громкое событие, потрясшее весь Лондон… Для американского историка Кейт Кирби работа над драгоценностями может стать делом всей ее жизни. Но во время поездки в Лондон всплывают семейные секреты: бабушка Кейт явно связана с этой находкой. Что произошло сто
Губернаторами не рождаются, губернаторами становятся.Но как подняться на эту управленческую и политическую вершину? Может ли человек из обычной семьи пройти весь путь от простого рабочего до руководителя целого региона, не перепрыгнув ни одной ступени социальной лестницы, опираясь только на свои личностные качества и совсем немного на Его Величество Случай?Олег Кувшинников, действующий губернатор Вологодской области, уверен, что только таким и до