Этим утром Броса шла на работу совершенно без настроения. Всё было одно к одному: и проливной дождь, и ссора с сестрой, и проблемы в родимой больнице. Да и вообще, как говорится, понедельник — день тяжелый.
Хотя, конечно, называть то, что произошло у них с Вондур, ссорой — существенное, да нет, просто грандиозное преуменьшение. Когда перестаешь общаться с единственной сестрой, потому что застаешь её со своим парнем в постели, причем в своей собственной постели — это всё-таки нечто большее. Ландрава она, разумеется, выгнала взашей, даже вещи толком не дала собрать и еще целую неделю передавала ему то одно, то другое через общих знакомых. Ну, кроме Вондур, конечно.
Броса не знала, да и, положа руку на сердце, и знать-то не желала, продолжает ли сестра встречаться с Ландравом. Но это не имело значения. Потому что найти в себе силы, чтобы простить Вондур, она пока не могла. Вот если бы они с Ландравом прямо сказали, что хотят быть вместе, а Бросу побоку, тогда еще туда-сюда, но вот так, тайком, да еще и прямо в Бросиной любовно обставленной спальне на Бросиных белоснежных простынях! Нет, простить такое было совершенно невозможно! Настолько, что она даже сожгла эти самые простыни вместе с наволочками. Подушки, правда, пожалела, ведь удобную подушку поди найди, а простыни — ладно, другие купит, благо зарплата целителя-ликанолога в Центральной больнице Фокунни позволяет не считать медяки.
Работу свою Броса в принципе любила. Не то чтобы она вот прямо мечтала стать именно ликанологом, но когда в конце пятого курса по результатам тестов у нее была подтверждена высокая толерантность к оборотням, и ей предложили пойти в интернатуру на ликанологию, девушка согласилась почти без раздумий. А что? Специальность довольно редкая, поскольку среди самих оборотней желающих стать целителями почему-то всегда было очень мало, а среди людей не так уж много находилось тех, кто имел достаточно высокий уровень толерантности к оборачивающимся в различных животных собратьям по разуму. Поэтому платили ликанологам существенно больше, чем простым целителям, так что даже на зарплату ликанолога-ординатора уже можно было жить вполне неплохо, а уж теперь, когда Броса стала полноправным аттестованным целителем — так и вовсе очень даже хорошо.
Родители, как и бабушки с дедушками, любили Бросу и Вондур одинаково, во всяком случае, заподозрить иное по их поведению было невозможно. А вот прабабушка Хюнга, мама маминой мамы, всегда отдавала предпочтение старшей правнучке и свой маленький домик на окраине, окруженный небольшим, но ухоженным садом, завещала именно Бросе. Туда-то и переехала начинающая целительница, как только поступила в ординатуру. А Вондур с собой не позвала и все намеки сестры на то, как той надоело жить вместе с родителями, упорно игнорировала. Объяснялась такая неуступчивость Бросы довольно просто — всю свою жизнь она была вынуждена считаться с младшей сестрой и довольно часто ей уступать, так что, как только появилась возможность жить так, как хочется ей самой, не смогла от нее отказаться.
Да, наверное, нежелание Бросы пустить Вондур к себе обижало сестру, но неужели же настолько, чтобы соблазнить её парня? Хотя, с другой стороны, еще неизвестно, кто там кого соблазнил. Не зря же подруги постоянно твердили ей, что Ландрав — ужасный бабник и надолго с Бросой не задержится. Но влюбленная девушка, разумеется, не желала их слушать и была счастлива почти целый год, до тех пор, пока восемнадцать дней назад не вернулась с работы раньше времени и не застала Ландрава с Вондур предающимися необузданной страсти на той самой постели, на которой меньше суток назад он не менее страстно любил саму Бросу.
И если бы только это! Ведь и в больнице, точнее в отделении ликанологии, творилось демоны знают что! Уже четверо оборотней пострадали от неизвестной болезни, вызывавшей страшные приступы, напоминавшие эпилептические припадки, сопровождавшиеся чудовищными судорогами и страшными болями. В чем была причина заболевания, установить до сих пор не удалось. Ни версия с инфекцией, ни версия с воздействием неизвестного химического вещества не были пока ни подтверждены, ни опровергнуты.
Да еще и этот ужасный дождь! Конечно, дождь осенью — это нормально, но не когда он льет как из ведра целую неделю, а на дворе отнюдь не ноябрь, а всего лишь середина сентября.
В общем, погруженная в печаль Броса уныло плелась от автобусной остановки к больнице, укрывшись под большим оранжевым зонтом, когда почти у самого крыльца ей под ноги бросилась здоровенная рыжая собака, мокрая и грязная, и жалобно заскулила, припадая на правую переднюю лапу.
— Ох, бедная собачка! — кинулась на помощь сразу же позабывшая о своих горестях Броса. — Что там у тебя такое?
Лапа собаки была в крови, и под густой шерстью виднелась приличная рана, уже изрядно испачканная.
— Вот что, — решительно сказала девушка, — пойдем-ка со мной в больницу. Эту рану обязательно надо обработать.
И вцепившись пальцами в шерсть на загривке, поскольку ошейника на собаке не было, потащила её внутрь.
Надо заметить, что доступ в отделение ликанологии животным закрыт не был, поскольку считалось, что их присутствие благотворно действует на выздоравливающих оборотней. Так что там постоянно жили две кошки и один кот, каждую весну и осень исправно размножавшиеся, что позволяло регулярно одаривать выздоравливающих котятами разнообразных расцветок «на счастье». Брали их, как ни странно, охотно, видимо, и впрямь верили, что они принесут удачу. А вот время от времени появлявшиеся в отделении собаки надолго не задерживались, довольно быстро прибиваясь к кому-нибудь из выписывающихся пациентов.
Как всякий ликанолог, Броса, разумеется, имела и навыки ветеринара, поскольку не так уж редко, заболев, оборотни переходили в животную форму чисто инстинктивно, потому что так выздоровление обычно шло быстрее. Поэтому никаких затруднений с обработкой собачьей раны у девушки не возникло.
Поразмыслив пару минут, она решила, что пострадавшую псинку лучше сразу вымыть целиком, чтобы потом не было проблем, куда пристроить грязное животное, что и проделала в процедурной без особого труда, поскольку собака вела себя терпеливо и смирно, явно решив довериться человеку. Высушить густую шерсть оказалось задачей посложнее, но девушка справилась и с ней при помощи фена, который держала в своем шкафчике в целительской на случай, если придется принимать душ на работе.
В процессе мытья выяснилось, что это кобель, так что время от времени Броса поощряла примерное поведение животного каноническим «Хороший мальчик!», от чего пес довольно прижмуривался, как все собаки, безошибочно улавливая, что его хвалят.
