1. Глазами Яны
- У меня скоро свадьба. Свадь-ба.
Аня произнесла последнее слово по слогам. Наверное, чтобы я прочувствовала наконец, какое оно важное, это слово. Это же целая свадьба! Моя сестра выходит замуж.
Вообще-то, я чувствовала всю важность момента. Но не так, как хотелось бы Ане. Она, конечно, хотела бы моей радости. Но радости у меня не было. Были страх, отчаяние и даже паника.
Анька повалила меня на наш общий диванчик и принялась щекотать мои довольно костлявые бока. Она хохотала и выглядела абсолютно счастливой. Светлые вьющиеся волосы разметались по Анькиным хрупким плечам, чистые голубые глаза сияли. Она такая красавица, моя сестра.
- Ну почему ты не хочешь за меня порадоваться? - Аня прекратила пытку щекоткой, так и не дождавшись от меня хотя бы подобия улыбки.
- Не могу.
Я отодвинула Аню, неловко пожала плечами и скользнула за письменный стол. Коленки упирались в столешницу, потому что стол был детский. Так и живем в детской, хотя совсем выросли. А я и не заметила как.
- Я знаю, Янчик, ты против такой поспешности. Но Влад очень хороший, вот увидишь.
- Вы знакомы два месяца, - сказала я таким деревянным голосом, каким говорят с чужими людьми, когда хотят от них поскорее отделаться.
- Ну и что? Это любовь, понимаешь? Настоящая! Ай, да что ты можешь понимать в настоящей любви, малявка!
Конечно. Куда уж мне. Я же на целых два года младше моей умудренной жизненным опытом сестры. Мне всего-то двадцать два, а ей, старушке, уже двадцать четыре стукнуло. Заканчивает старушка медицинский университет. Точнее, заканчивала.
- Аня, - я говорила медленно, тщательно подбирая слова, - я все понимаю, любовь и прочее. Но при чем тут учеба? Тебе осталось отучиться год. Один год! И диплом в кармане. Профессия. Я не верю, что это была твоя идея — бросить учебу, когда выпуск на носу. Скажи мне правду. Пожалуйста. Это Влад тебя...попросил?
На языке вертелось слово «заставил», но я его не произнесла. Боялась, что сестра, опьяненная своей неземной любовью, разозлится, и ни на какие мои вопросы отвечать не станет.
- Ты не понимаешь. Это разумное решение.
Ну вот. Опять я чего-то не понимаю.
Аня затараторила в несвойственной ей манере — обычная ее речь была плавной, я бы сказала, нарочито плавной. Но теперь Анька сбивалась, глотала звуки и все больше повышала голос, словно хотела убедить кого-то — мне показалось, в первую очередь, себя — что она говорит правду.
- Ты сама посуди, Янчик, вот зачем женщине образование? Тем более врача. Это же вся жизнь на работе. Ни выходных толком, ничего… А для женщины главное что? Семья. О муже надо заботиться, детишек рожать, а то останешься в старости с карьерой. И с кошками. Это счастье разве?
Из всей сбивчивой Аниной речи больше всего меня напугали детишки.
- Ты беременна?
Я оглядела фигуру сестры. Не обнаружила признаков беременности, хотя на ранних сроках их не заметил бы никто. Но я точно знала, что Анька не беременна. Не могу сказать, откуда. Просто видела, что внутри сестры новая жизнь не зародилась.
Не знаю, откуда это у меня. Я всегда вижу людей, которые отличаются. Беременных и тех, кто недавно родил. Больных. Даже если у них цветущий вид и они знать не знают о том, что болезнь уже пустила первые ростки в их организме. Так я, можно сказать, спасла маму. Не горжусь этим и не записываю в особые заслуги, просто факт.
Однажды утром на нашей большой светлой кухне, залитой нежным апрельским светом, я увидела внутри мамы черноту. Это было десять лет назад, мне было всего двенадцать. Меня так потрясла увиденная картина, что я тут же сообщила о ней маме.
Мама встревожилась. Но не за себя, а за меня. Наверное, решила, что на фоне гормональных подростковых скачков я слегка повредилась рассудком. Полагаю, она бы с удовольствием потащила к врачу меня, но я так рыдала, что мама сдалась и записалась на прием в поликлинику. Я напросилась с ней.
До сих пор помню, с каким лицом мама вышла из кабинета. Нет, тогда она еще не знала диагноза. Но и той безмятежности, которая была неизменной спутницей маминого характера, я больше не чувствовала.
У нее была онкология. На ранней стадии, и все обошлось без последствий.
Все, кто узнает про эту историю, называют меня маминой спасительницей. И каждый раз мне кажется, что хвалят меня незаслуженно. Это не я. Кто-то другой спас маму моими руками.
- Я не беременна, - Аня подтвердила мои предположения. И подчеркнула: - Пока не беременна. После свадьбы мы поработаем над этим вопросом.
- Прекрасно. А где, напомни, работает твой жених?
Все-таки иногда я бываю ужасной язвой. Я прекрасно знала, что Анькин жених толком нигде не работает. То есть он туманно говорил о неком бизнесе, который вот-вот начнет приносить баснословные доходы, но пока неделями ходил в одной и той же вылинявшей футболке и драных джинсах. Причем, подозреваю, дырки на джинсах появились естественным путем, а не сами штаны продавались в таком виде.
- Отстань, - Анька отмахнулась. - Я в него верю. Все у нас будет. Влад заработает, у нас будет трое детей, и я ни дня в своей жизни не буду работать.
- По-моему, понятия «трое детей» и «ни дня не буду работать» никак не пересекаются, - буркнула я уже без энтузиазма.
Настолько влюбленную женщину не переспорить. Ее любимый может быть обманщиком, злюкой и морочить голову несбыточными обещаниями — любящая женщина будет твердить всем вокруг, что вот этот человек лучший во всем мире.
Я открыла рот, чтобы сказать что-нибудь примирительное вроде «время покажет», но не успела. В дверь постучали. Не как мама с веселыми перестуками. И не как папа громким троекратным тук-тук-тук. Стучали потихоньку. Почти скреблись.
- Меня нет дома, - заявила Аня и накрылась подушкой. Как будто так ее не было видно.
Чувствуя себя так, словно нацепила на ноги чугунные тапки, я поплелась ко входной двери. Я не хуже сестры понимала, кто пришел. И совершенно не хотела видеть этого человека — не по тем же причинам, что сестра. Но все равно. Не хотела.
Я не стала изображать фальшивую приветливую улыбку и открыла дверь гостю. Конечно же, это был Юра. Юрочка, Юрасик, Юрчик — как называла его Аня всего три месяца назад.
- Привет.
Мне захотелось обхватить себя руками и зажмуриться. Чтобы не видеть Юру, а главное — не чувствовать его боль. Страшная боль не покидала его ни на мгновение: он не мог нормально спать, он забывал поесть, и каждую минуту его накрывало глухое отчаяние.
Ничего этого Юра мне, разумеется, не говорил. Но я видела эту боль. Видела ее, как живое существо, которое мечется в клетке и не в силах найти выход. Я чувствовала эту боль как свою, и даже больше.
- Ты, наверное, к Ане… - начала я, но Юра меня перебил.
