********
Октябрь горел испепеленным закатом меж окон города. Тёплая палитра листвы загоралась красным. Осень – время уютное, тёплое и невероятно таинственное. Увядающая природа, в последний раз целованная ни одним прекрасным закатом, зовёт в свои далёкие тернистые пути. В это время у деревьев отмирают когда-то живые листья, дожди беспощадно омывают заблудшие улицы маленьких и больших городов. Но перед «смертью» осень одаривает природу яркими неповторимыми красками горчичного, красного, жёлтого и бордового. Она, управляя своей палитрой, придаёт цвета тому, что вскоре уйдёт на покой.
Франция осенью выглядела особенно загадочно. Маленькие уютные города соседствовали друг с другом, перебрасывая по очереди остатки красок с деревьев от одного на другое, будто передавали эстафетную палочку осеннего сумрака. Город Анже был тем самым сумраком осени с осенними яркими красками, свежим запахом сырой листвы и промозглым ветром по вечерам. И с удивительно красивыми закатами…
Область Анжу – одна из соседствующих областей к Франции. Анже, как главный исторический центр области, был городом тихим и спокойным. Небольшие по площади, улочки в нём тесно ютились меж собой, создавая лабиринты дворов и других закутков, порой не попадающихся на глаза прохожим. Люди здесь были простые и иногда казались одинокими.
По вечерам прохожие в спешке пытались пробраться по тесным улицам, вперёд домой, успевая к ужину или мчась на «очень важное невероятное совещание, которое решит их судьбу». На дворе стояла приятная осенняя теплота. Вечер окутал небольшой городок. Прохожие то и дело суетливо перебирались между друг другом, пытаясь как бы обойти, не соприкасаться лишний раз с кем-то «чужим».
Эмили была схожа с этими прохожими. Она смотрела на них из багрового от тенистых лучей заката окна и думала, что ей тоже в жизни не хватает движения. Ей всего будто бы не хватает. Холодные пальцы теребили непослушные кудрявые волосы, а во взгляде виднелись то ли слезы, то вселенская печаль. Хотя одно другому не мешает, но Эм боялась слёз и не позволяла себе плакать. Она любила смотреть на закат, наблюдая за неповоротливыми движениями солнца, что уходит за горизонт. Она любила чай каркаде, один авокадо на завтрак и много-много читать. Любила зажигать сандаловые палочки и смотреть на дым. Иногда ей казалось, что она сама – сандаловая палочка, которая вот-вот и истлеет медленным потоком невесомого дыма.
Сегодня ей исполнилось двадцать пять: звонили надоедливые родственники и поздравляли так же, как и год назад. Хорошо, что она сейчас далеко от них, хорошо, что нет ни торта, ни свечей. Эм не любила свой день рождения, не любила суету и глупые нравоучения о том, что ей куда-то вечно пора, что она уже давно опоздала. Так говорят о тех, кто безнадежен. Была ли она в действительности так безнадежна, Эмили и сама не знала. Кажется, три года, а может и больше, она и сама сбилась со счёта, из своих двадцати пяти девушка борется с тяжелой депрессией. После смерти матери она усугубилась, состояние ничтожности било по ней каждый день. Всё казалось каким-то фальшивым, в корне неправильным. Эми и сама казалась себе фальшивкой.
Но привычные три года она ходит к психотерапевту, который, казалось бы, знает её вдоль и поперек – он единственный смог найти к девушке ключ, зацепившись за который они вместе пытаются найти выход к хотя бы частичному выздоровлению. И когда Эми стала видеть хотя бы малейший просвет – последовал удар. Таблетки, которые девушка принимала весь период лечения, перестали помогать. Иссохший ком слез и обид на саму себя все стоял в горле девушки, не давая возможности вдохнуть свежего воздуха.
Эми не хватало ни свежего воздуха, ни счастья. Все то, что она делала, было программой её врача. Было алгоритмами, прописанными еще на первых встречах, но она так устала жить по чужому алгоритму. Она так устала бороться с неведомым чем-то, чему дали название «депрессия». Она так устала от запаха сандаловых палочек и от вкуса авокадо по утрам. Казалось, она устала от себя и доктора. А может, даже, она устала жить.
День рождения свой она не отмечала. Не любила его уже очень давно, а в последнее время поводов полюбить свой день было всё меньше и меньше. Девушка взяла выходной, провела его в своём обществе, изредка отвлекаясь на звонки и поздравления мало знакомых ей родственников.
Эмили сходила в кофейню на углу улицы, взяла себе пару десертов и крепкий кофе; подышала свежим осенним воздухом, и даже попыталась примерить новое красивое платье в магазине. Она стояла у зеркала в тёмно-бардовом бархатном платье с красивым кружевом на рукавах и смотрела на своё отражение. Девушка не улыбалась себе, без интереса рассматривая бледную фигуру напротив: миловидное аккуратное личико не было покрыто косметикой, хрупкие линии лица выглядели сегодня особенно уязвимо, а светлые, с зеленоватым оттенком глаза были слишком печальные; красивые светлые кудри ниже плеч были собраны сегодня в хвост; пухлые губы, налитые пунцовым оттенком, даже не пытались улыбнуться. Эмили была красивой, но очень несчастной девушкой.
Платье она так и не купила, оно не показалось ей привлекательным и особенным. После неудавшейся примерки Эмили взяла небольшой букет хризантем и поплелась на кладбище в центр города. Пушистые бутоны цветов, расположенные очень близко друг к другу, выглядели красиво и свежо, составляя вместе объёмный букет. Девушка шла в своём светлом пальто, минуя прохожих и бесконечные маленькие улочки. Резные здания, усыпанные по всему городу, привлекали взгляд Эм, и она то и дело оглядывалась на понравившиеся детали красивых построек.
До кладбища Эмили дошла быстро. Проходя по извилистой и сырой от дождя тропинке, Эм не смотрела по сторонам, устремляя взгляд куда-то вперёд, в пустоту. Она расположилась у надгробия матери, укладывая чуть прибитые прохладным воздухом цветы на серую плиту. В свой день рождения ей очень хотелось быть рядом с тем человеком, который так много для неё значил. Мама. Она ушла слишком неожиданно, но Эмили тогда словно была готова к её уходу. Она ни плакала на похоронах, ни плакала когда узнала об её смерти. Чувства девушки тогда заморозились внутри, изнемогая и издеваясь, мучительно содрогая хрупкое тело юной Эмили. Не показывать свои слёзы – не значит вовсе не переживать, но тогда-то Эм по-настоящему закрылась от мира и канула в мир своей депрессии всё сильнее. Ни родственники, ни друзья тогда не могли никак ей помочь, лишь только доктор курировал её собственное сознание.
И ведь друзья у Эмили были, но в последнее время она настолько замкнулась в себе, что и они стали постепенно отдаляться. Казалось, Эмили потеряла всех вокруг, но ей не было плохо. Она не любила суету вокруг, много голосов и непонятных ей самой мнений и действий. Всё, что нужно было Эмили – научиться жить заново, с чистого листа, испытывая привычные для многих людей эмоции.