Во второй половине XVIII в. на севере Европы взошла ослепительная звезда необыкновенной женщины, новой русской императрицы Екатерины Второй, которую поэты славили под именем Северной Семирамиды, а философы гордились честью лично переписываться с нею. С ее именем русская армия одерживала громкие победы, она вывела Россию на путь могущества и процветания.
Но эта великая русская государыня, эта женщина, перед которой склонились великие державы, эта «царица-матушка», чтимая миллионами российских людей, изначально была всего лишь неизвестной немецкой принцессой, волею случая попавшей в Россию, волею случая вознесенной на престол, но собственной стальной волей придавшей ему неведомые доселе блеск и величие.
Последняя самодержица российская, давшая свое имя целому веку…
Смутный период в истории России, когда императоры и императрицы менялись на троне по прихоти высшей аристократии, закончился приходом к власти – на штыках гвардейцев – «дщери Петровой», императрицы Елизаветы. Она свергла с трона императора-младенца Иоанна VI, своего двоюродного внучатого племянника, отправила его родителей в вечную ссылку и стала думать над тем, как обезопасить собственное правление и продолжение династии.
Елизавета никогда не была замужем, законных детей у нее не было. Зато имелся племянник, сын старшей, рано умершей сестры Анны, герцог Голштинский Петр-Ульрих. Подростка привезли в Санкт-Петербург, быстро крестили в православие под именем Петра Федоровича и стали искать ему достойную пару.
Увы, от деда и от матери он не унаследовал ничего: Елизавета понимала, что из взбалмошного, недалекого, злоупотребляющего алкоголем наследника не выйдет достойного правителя. Надежда была только на министров, которые будут окружать его, да на жену, которую Елизавета ему подыщет.
Прусский король Фридрих Второй, обладавший острым умом и политической дальновидностью, тоже думал о том, что русскому двору вскоре понадобится невеста и что искать ее, несомненно, станут среди немецких принцесс. Фридриху нужна была девушка не слишком высокого происхождения (дабы не укреплять положение России родственными связями), подходящая на роль проводника прусских интересов при российском дворе. Он предложил принцессу Ангальт-Цербстскую, дочь своего фельдмаршала: Фридрих хорошо знал ее мать и имел на нее сильное влияние.
Однако окончательный выбор был продиктован сентиментальностью Елизаветы Петровны: дядя будущей невесты наследника и родной брат ее матери, епископ Любекский, был когда-то обрученным женихом юной Елизаветы. Она сохранила о нем, рано умершем, самые нежные воспоминания.
Зимою 1744 г. пятнадцатилетняя принцесса София Августа Фредерика была приглашена в Россию для бракосочетания с Петром Федоровичем, который приходился ей троюродным братом. 10 января принцесса Фике с матерью тайно, под именем графинь Рейнбек, выехали в Россию. В скудном багаже принцессы было несколько сорочек, три платья и – главное! – медный кувшин для умывания. Принцесса им особенно гордилась.
Фике была как в тумане: перспектива стать российской великой княгиней, а впоследствии императрицей превосходила самые смелые ее чаяния.
«Что ж? – писала она годы спустя, – меня воспитывали, чтобы я вышла замуж за какого-нибудь мелкого соседнего принца, и соответственно этому меня и учили всему, что тогда требовалось. Ни я, ни мадемуазель Кардель ничего этого не ожидали» [1].
Да и как можно было такого ожидать?
21 апреля (2 мая) 1729 г. в небольшом германском городке Штеттин у герцога Христиана-Августа Ангальт-Цербстского и его супруги Иоганны-Елизаветы, урожденной принцессы Голштинской, родился первенец. В письме прусскому королю, датированном вышеуказанным днем, герцог сообщает о рождении дочери. Это непреложный факт.
Однако позднее некоторые биографы, а следом за ними и историки стали приписывать отцовство… самому прусскому королю Фридриху, который тогда был еще шестнадцатилетним наследным принцем. С ним молодая герцогиня Ангальт-Цербстская действительно часто встречалась в 1728 г., но и только.
Иоганна-Елизавета к тому же часть этого года провела в Париже, поэтому отцом Екатерины многие считали и русского вельможу Ивана Бецкого, незаконного сына князя Трубецкого, который находился там при русском посольстве. «Неопровержимым доказательством» его отцовства является, по мнению некоторых историков, то, что императрица Екатерина очень почтительно относилась к этому вельможе и, посещая его, уже прикованного годами и недугами к инвалидному креслу, целовала ему руку.
Ни с Фридрихом Великим, ни с Иваном Бецким у Екатерины не было ни малейшего физического сходства. Принц Христиан-Август никогда в своем отцовстве не сомневался, хотя был разочарован тем, что его первенец – девочка. В истории же его имя сохранилось лишь благодаря Софии Августе Фредерике, или для домашних Фикхен, Фике.
Вскоре после рождения дочери родители ее переселились в штеттинский замок: герцог, состоявший на службе у прусского короля и уже получивший чин генерал-майора, был назначен командиром пехотного полка, расквартированного в Штеттине. На улицах этого города и играла с другими детьми маленькая Фике, причем никому из ее приятелей и приятельниц в голову не приходило величать ее по титулу.
Фике получила домашнее образование. Обучалась английскому, французскому и итальянскому языкам, танцам, музыке, основам истории, географии, богословия. Она росла резвой, любознательной, шаловливой девчонкой, презирала кукол и вечно разбивала себе коленки. Родители были недовольны «мальчишеским» поведением дочери, но ничего поделать не могли.
Помимо гувернантки-француженки, мадемуазель Кардель, воспитанием принцессы занимались капеллан-француз, француз – учитель чистописания и два немца – учителя немецкого языка и музыки. Впоследствии Екатерина вспоминала первых воспитателей своей юности с умилением и благодарностью. Гувернантка давала ей читать Расина, Корнеля и Мольера, а помимо этого передала склад своего ума – чисто парижского, живого и непосредственного.
Мать воспитывала старшую дочь по своему разумению – пощечинами по поводу и без, повинуясь «не разуму, а настроению», но главным образом – своему вздорному характеру, типичному для представительницы нескольких поколений германских мелких князьков. Герцогиня, женщина неблестящего ума, отличалась склонностью к интригам, лживостью, мелким честолюбием.
После того как Фике стала российской великой княгиней, мадемуазель Кардель получила от нее в подарок дорогие меха. Матери Екатерина «воздала почести» тем, что почти двадцать лет выплачивала сделанные герцогиней по всей Европе долги и лишь вскользь упомянула ее в своих «Записках».
