***
… И если бы можно было подвергнуть стены здания рентгену, то каркас этих комнат, состоящий из проводов и шнуров, напоминал бы витиевато и запутанно сплетенную паутину. А высокочувствительные камеры наблюдения, как ненасытные пауки, соткавшие незаметные и коварные ловушки, восседавшие в укромных углах, терпеливо бы ждали своего заветного часа. Они служители законов природы и справедливости правил жизни и ее догм были уверенны в том, что играют главенствующую роль в игре на выживание и превосходство. Все было готово, оставалось лишь только подловить жертву, опутать ее паутиной, и медленно высасывая и поедая плоть и душу, удовлетворить свои естественные потребности, основанные на инстинктах и законах жизни.
***
Придя в себя и открыв глаза, я понял – это действительно то, что я так хотел, так ждал, и жаждал всю свою жизнь. Да, это то, что теперь приводило меня в ужас и наполняло страхом все мое существо, но придавало жизни смысл и особое значение. Именно жизни, никогда во мне не было ее столько, никогда я не испытывал такой полноты чувств и эмоций. Пугающее наслаждение… Можно ли так назвать то, что я испытывал в этот момент? Думаю, да.
Я лежал, привязанный и совершенно без сил, чтобы сопротивляться узлам, сковывающим меня. Свет от горящей лампы больно слепил и прожигал глаза своей непотребной яркостью. Предметы и ощущения наводили безмерный ужас, давили своей неизвестностью и таинством происходящего. Что меня теперь ждет? Этого я не знал. Да, хотел, чтобы мое существование переполняла жизнь во всеобъемлющем смысле этого слова, чтобы мною овладевали любые, но чувства, и я бы смог познать и дотянуться до её пределов. Все же, нет, такую жизнь даже не возможно было представить…. Нет, я мечтал не об этом, мои подлинные стремления были пресечены и убиты еще в зародыше, они разрушились под гнетом жестокой действительности, стали призрачной дымкой на фоне терзающей мглы одиночества и безысходности. А жизнь так и осталась все такой же никчемной и жалкой, да теперь еще и под реальной угрозой. И как я, и не стремился изменить ее, как и не хотел этого, за меня это сделали другие еще задолго до моего появления на свет.
***
…Страх перед столь ужасными людьми, не давал ей никакой возможности изменить ход событий, как-нибудь предупредить его и обезопасить.
И когда Сара все-таки смогла, предоставить всю необходимую информацию, хотя сама никак не могла понять ее реальной значимости, этот самодовольный и бездушный человек, который всегда укорял и унижал ее, расплатился за работу, и сказал:
-Все Сара, вы свободны, ваша миссия окончена, вот обещанные деньги, но помните о нашем уговоре, ни одного лишнего слова и сможете расслабиться и наслаждаться жизнью.
Деньги, которые Сара получила прямо в свои хрупкие и изящные руки, хотела разорвать в клочья, стереть в порошок, и развеять по прибрежному шальному ветру. Но все-таки этого не сделала, думая, а разве это могло бы дать ей право опять увидеться с ним, и разве позволило бы перечеркнуть все то, на что она пошла и что натворила?! Сара ненавидела их, презирала шелест и хруст этих новеньких гладких, аккуратно и правильно сложенных в толстые и ровные стопки, купюр, имеющих такую непостижимую власть и притягательность, но по сути простых листков обычной бумаги. Всё же девушка аккуратно и бережно сложила деньги в свою фланелевую сумочку и спросила в надежде получить хоть какой-то ответ на то, что могло послужить завершению ее самого необычного и непонятного из всех за всю ее деятельность такого рода, задания:
-Мистер, вы уверенны, что получили все ответы на свои вопросы? Может вас интересует что-то еще?
Он посмотрел на Сару надменным, изощренным взглядом и сказал с сарказмом в голосе и подлой ухмылкой на лице:
-Да, Сара, интересует. А как он в постели?
Сара была вне себя от злости и от унижения, но, не показав виду, и проигнорировав его слова, спросила:
-Я знаю, что не должна задавать лишних вопросов, но в чем же он провинился, почему вы постоянно держите его в своей власти?
-Это уж действительно лишний вопрос, крошка.
-Но он же обычный человек, просто живет своей жизнью вот и все, он никак не может быть ни шпионом, ни тайным агентом.
-Тайный агент?! Начиталась детективных романов?
- Что же он сделал?
Лицо этого человека искривилось в изумлении, в мерзкой ехидной усмешке, и он с издевкой заключил:
-Да, значит он действительно, хорош в пастели!
Сара пронзила насквозь его своим оскорбленным взглядом и пошла к двери, но остановилась и, не оборачиваясь, произнесла:
-Отпустите его, зачем он вам?!
-Смотрите-ка у шлюхи может быть сердце!
Глаза Сары залились кровью, но с болью в груди она подбежала к этому лишенному каких-либо чувств человеку и взмолилась:
-Разрешите хотя бы вернуться и просто сказать, что я ухожу, не заставляете его терзаться в неведении. Прошу вас, неужели вам совсем не жаль его?!
Мужчина изменился в лице, казалось, на нем отразилась еле заметная тоска и мучительная мука, но он грозным и властным голосом, произнес:
-Нет! Отправляйся на все четыре стороны, и чтоб близко рядом с ним я тебя больше не видел, а в противном случае пиняй на себя. И если хочешь знать, то это и есть угроза, и ты так и поступишь, если тебе действительно дорога своя жизнь!
Взгляд ее переполнился отчаяньем и испугом, она уже и не знала, что сказать и как ей быть теперь. И мужчина, видя ее смятение и слабость духа, добавил:
-Запомни мои слова, лучше меня не злить, так что все, проваливай! Я все сказал, и покончим на этом!
Воспоминания, нахлынувшие на девушку, отпечатывались на ее лице страданием и болью, глаза покрыла пелена слез и печали. И если бы можно было все изменить, все повернуть вспять, она бы так и поступила, но это было уже не возможно. И как бы ужасно и не казалось, теперь ей оставалось только испытывать большую радость, о можно подумать печальном для некоторых известии, но абсолютно точно, не для нее.
***
… - Присаживайтесь, прошу вас, - слова, сказанные за моей спиной хриплым и несколько ироничным голосом, заставили вздрогнуть. Я боялся развернуться, как будто позади меня мог стоять не человек, даже не подобие ему, а нечто невообразимое, не имеющее ничего общего ни с одним возможным созданием планеты. Краски перед глазами сливались воедино, образовывая грязное месиво различных цветов и оттенков. В это мгновение, в этот миг я так хотел исчезнуть, находиться где-нибудь в другом месте, но только не здесь. Спрятаться, убежать, скрыться... Но нехотя и с опаской, медленно разворачиваясь, собрал все свои силы, чтобы, увидев этого человека сдержаться и не закричать. Когда я полностью повернулся к нему, то пошатнулся и чуть не упал, но не мог понять своей реакции, не мог оценить ее. Это был обычный человек – человек с лицом порока, таким, которым обладали теперь все люди. Может их лица такие и есть, а то, что я видел раньше – иллюзия? Он еще раз предложил мне сесть, жестом указав на мягкое лиловое кресло, а сам медленно и шаркающее передвигая массивные ноги с треском и скрежетом, который издали его старческие суставы, расположился напротив, на диване, широко растопырив колени в разные стороны, и положив на них толстые неказистые пальцы. Когда я сел, то смог более тщательно приглядеться к нему и рассмотреть характерные черты человека, который выглядел, а скорее и был настолько стар и немощен, что верилось с трудом в то, что он не призрак, сбежавший с кладбища в полнолунную ночь. Морщины и невероятно глубокие складки так обильно покрывали не только лицо, но и тело, что казалось, как будто его кожа была исполосована и покрыта шрамами, зарубцевавшимися уже многие годы назад, а сухость и бесцветность свидетельствовали об обезвоживании и деградации. Его губы пошевелились, прилагая явное усилие и немного чавкая, произнесли:
