Я люблю гостить зимой в деревне, у дяди Георги. В деревне зимой спешить некуда. Сидишь возле печки, где громко трещат дрова, и смотришь, как за окном снежинки кружат в танце, вытворяя невообразимые пируэты.
В один из таких зимних вечеров у дяди Георги гостили соседи – Давид и Сандро. Они сидят за столом, пьют красное вино и произносят душевные тосты, превознося до небес хозяина дома, дядю Георги. Дядя Георги – немногословный, стеснительный великан. Ему неудобно слушать похвалы. Он, смущенно улыбаясь, смотрит в пол, слегка наклонив набок голову. Лица у всех раскрасневшиеся от выпитого в немалом количестве вина и жара, исходящего от печки.
Мужчинам ничего не мешает неспешно наслаждаться холодным зимним вечером. Хорошо всем: дяде Георги – кому не приятно слушать хвалебные оды, хорошо Сандро и Давиду – кому не нравится в снежную метель сидеть в теплом доме, кушать шашлык из только что зарезанного молочного поросенка и пить душистое домашнее вино. Хорошо мне, возле печки, одним глазом читать роман, другим – с интересом наблюдать за мужчинами, обладателями таких больших животов, что они, кажется, вот-вот лопнут. Обо мне они давно забыли: ну сидит там где-то, возле печки, двенадцатилетняя племянница хозяина дома. Сижу, не шевелясь. Боюсь прервать священнодействие, оскорбить их своим присутствием. Тете тоже хорошо – она в соседней комнате с соседкой, тихо переговариваясь, вяжет теплые носки.
Сандро с любовью тремя пальцами прихватывает кусок шашлыка лоскутком тонкого, как шелк, лаваша таким образом, чтобы прихватить еще и жареный лук с зеленью. Его глаза с нежностью наблюдают за движениями толстых пальцев рук, он предвкушает удовольствие. Он широко открывает рот и, запрокинув голову, высоко поднимает три пальца с едой. Он медленно разжимает пальцы, и шашлык камнем падает в рот Сандро. Он жует с наслаждением, не спеша, смакуя вкус кушанья. По лицу Сандро видно, что он любит жизнь. И что бы ни случилось, в любой жизненной ситуации порадовать себя вкусной едой ему никто и никогда не запретит.
Давид, сдвинув домиком густые брови, медленно и печально жует мясо, поминутно вытирая ладонью свои взлохмаченные черные усы.
Дядя почти не ест. Иногда закусывает вино квашеной капустой.
Вдруг со двора донесся тонкий голос соседа Мушкела:
– Георги! О Георги! Дома ты, что ли?
Дядя Георги вышел на крыльцо:
– Заходи, дорогой сосед, на хорошее вино. Не стой на холоде. – Дядя Георги любил Мушкела за его открытость и порядочность. И, зная его ранимость, он, разговаривая с ним, тщательно подбирал слова, чтобы, не дай бог, ничем его не задеть.
– Некогда мне, дорогой Георги, некогда! Что хотел у тебя спросить? Да! Вспомнил! Ты не можешь мне одолжить свою сенокосилку?
Худосочный Мушкел стоял, переминаясь с ноги на ногу, в прохудившихся ботинках, в незастегнутом старом пальто, в шапке-ушанке набекрень.
Георги прячет улыбку в усах:
– А зачем тебе зимой сенокосилка?
Прежде чем позвать Георги, Мушкел долго ходил возле его дома, догадываясь, что у соседа Сандро с Давидом. Он знал, что Георги сегодня заколол поросенка. И как бы стыдно ему ни было, Мушкелу так хотелось посидеть с соседями в удовольствие, что он набрался храбрости – наступил на горло своей гордости и пошел к дому Георги.
«Дурак! – подумал Мушкел. – Ничего лучше не смог придумать!»
– Заходи, Мушкел, уважь меня. Мой дом – твой дом. Хорошее вино тебя согреет.
Не успел дядя Георги договорить, а Мушкел уже на пороге дома стряхивал снег с ботинок:
– Некогда мне, некогда, Георги! Откуда у меня время в гости ходить?
Мушкел быстро зашел в дом, снял пальто и сел за стол.
Мушкел жил один и очень скромно. Он любил не столько выпить, сколько посидеть в хорошей компании, вместе с соседями, которых считал своей семьей. Он приходил к ним без приглашения, помогал по хозяйству, нехотя оставался трапезничать. Ему было неудобно. Он мечтал построить себе новый дом, куда бы не стыдно было пригласить соседей и угостить хорошим вином.
Как только он зашел в дом, дядя Георги тут же налил ему стакан вина, и Мушкел, по традиции, стоя выпил за Всевышнего. На голодный желудок вино подействовало сразу, и он захмелел. Стакан не должен пустовать, и дядя Георги снова налил гостю до краев, положил на тарелку большой кусок мяса, жареный лук и пучок зелени – петрушку с укропом.
– Покушай пока, а то опьянеешь. – Дядя Георги очень внимателен к нему.
– Э-э-э! Один стакан вина только выпил! За кого ты меня принимаешь? Я вообще не пьянею! – Мушкел обиженно начал есть.
Через полчаса Мушкел догнал Сандро и Давида. Дядя Георги, это знали все, никогда не пьянел. Давид с грустными глазами затянул народную песню. Через минуту подхватили все. Сандро и Давид, естественно, пели басом, подчеркивая свою уверенность и непоколебимость. Дядя Георги, по-моему, просто шевелил губами. У Мушкела был тонкий голос, и, когда доходило до припева, он начинал радостно подпевать тенором, периодически подскакивая на месте. Картина была настолько забавной, что, кусая губы, я еле сдерживала хихиканье. Плача от смеха, я закрыла глаза и уши на тот случай, если я вдруг, не дай бог, не сдержусь. Спустя некоторое время я открыла глаза и увидела, что дядя Георги, пряча улыбку, строго на меня смотрит и грозит под столом кулаком.
Было глубоко за полночь, когда соседи собрались домой.
– Вот когда я умру, вы тоже ко мне приходите в гости! Посидим тогда хорошо! – на пороге дома вдруг сказал пьяный Мушкел.
Сандро, Давид и дядя Георги переглянулись.
– В смысле посидим? Мы – да. А вот ты просто рядом полежишь. – Пьяный Сандро засмеялся.
Дядя Георги и Давид с укоризной на него посмотрели. Сандро нервно закашлял и умолк.
Дядя Георги подошел к Мушкелу, положил тяжелую ладонь ему на плечо, опустив голову, исподлобья посмотрел в глаза Мушкелу:
– Ты же не увидишь этого. Не говори глупостей. Мы можем просто так прийти к тебе в гости.
Мушкел снова сел на стул. «Просто так…» А чем он их будет угощать?
Наступила гробовая тишина. Мушкел опустил голову. Что делать?
– Послушайте. А почему нельзя сделать репетицию похорон? – в шутку, смеясь, бросил Сандро.
Все удивленно посмотрели на него. Через минуту молчаливого рассматривания друг друга идея показалась не такой уж и дурацкой.
Давид задумчиво погладил густые черные усы:
– А что? Все будет по-честному. Завтра пошлем соседского мальчика глашатаем о том, что тебя не стало. Красиво тебя оденем. Для такого случая я одолжу тебе красивую рубашку, которую я по праздникам надеваю. – Он медленно и с достоинством обвел всех взглядом. – Уложим тебя на тахту. Накроем покрывалом. Никто ничего не заподозрит. Все соберутся в твоем доме, принесут деньги на твои похороны, и всё! Поплачем, вспомним, каким ты был добрым и честным. – Глаза захмелевшего Давида наполнились слезами. Он с чувством достал платок, развернул его и высморкался.