ГЛАВА 1. Разбитые вдребезги чувства
«Весь мир преобразится сразу» — поёт девушка из клипа группы «Ленинград», из того самого, в котором про измену. Единственная правильная строчка, объединяющая сюжет и песню. Мир точно преобразится.
Пришла домой пораньше, открыла дверь, а там — вот почти как в клипе. Почти — потому что у нас не студия, и кровать видно не сразу. Постояла в коридоре с сумкой и пакетами, послушала ахи-вздохи. Первое, что в голову пришло — может, к нам какие-нибудь гости заехали? Друзья Кости? А сам он в магазин вышел или сидит на кухне.
Но разбросанная начиная от входной двери мужская и женская одежда говорит о другом. Одежда моего Костика. Пакеты уронила, сумку, не помня как, пристроила сверху на обувнице. В зеркало себя увидела — испугалась. Пошла в комнату.
Меня не сразу заметили, так были заняты друг другом. Так что я и там постояла столбом. Такие эмоции не опишешь, так мне стало в один момент и мерзко, и дико, и больно. Мерзко от того, что вижу, ведь это наша кровать. Дико от возможности происходящего. А больно от предательства — потому что это чувствуешь и понимаешь сразу.
Надо же сказать что-то? А что сказать? Спросить — что тут происходит? Так и так понятно, что. В ладоши захлопать, засмеяться, или сразу убежать в слезах? Но это наша квартира. То есть, мы её вместе снимаем. Куда я пойду? Я имею право здесь быть, это Костя пусть выметается!
И тут они меня заметили. Как-то синхронно, оба. Может, я какой шум издала или всхлип. Стоять и плакать при них я не собиралась, но и уйти не могу. Надо теперь их выгнать, кровать выкинуть, а квартиру помыть. Посплю сегодня на кухне.
— О, Дашка пришла! — Костик рассмеялся. Девушка, слегка натянув на себя простынь, и вовсе захохотала в голос.
— Разве смешно!? — выкрикнула я, а получилось пискляво. Через слёзы. — Смешно разве?! — но потом я взяла себя в руки. — Выметайся, Костя! И её забирай!
Я не знала, как назвать эту девку? Случайная подружка, любовница? Девушка, претендующая на мое место? Теперь это место точно свободно. Костик опять посмеялся, покачав головой. А девка внезапно выдала:
— А что это он будет уходить из своей квартиры? Это ты выметайся! Пришла тут, истерики устраиваешь! Костя, — она повернулась к моему некогда любимому парню. — Ты что с ней ещё не поговорил?
— Сегодня вот собирался. Познакомил бы вас заодно. Но что-то Дашка рано. Даша, — теперь Костя обратился ко мне. — Это Ксюша, моя новая девушка.
— Оч приятно, — опять рассмеялась эта Ксюша, а потом съязвила. — На самом деле не очень! Вот что ты вылупилась? Вещи собирай и уходи! Тупая? Собирай вещи и топай! — она показала на дверь. Но я попыталась зацепиться за сказанное до, потому что…
— Никуда я не пойду! Мы эту квартиру вместе снимаем! Платим пополам! А ты сидишь в простыне, которую я купила!
— Так она ещё тебе платит?! — тут эту Ксюшу и вовсе накрыло. — Ой, не могу! Костя, ты за свою квартиру с этой дуры деньги брал? Ну ты и…
Она или не договорила, или я уже не слышала, потому что смотрела на Костю, а он не отрицал.
— Ну че ты уставилась, Даш? Моя квартира, да. Досталась от бабки.
— Так мы тут ремонт делали вместе…. Ты ещё говорил, хозяйка вредная, не стала нам расходы возмещать. Сказала: вам надо, для себя делайте… — повторила я его слова.
— Бабка вредная была, тут не соврал, — Костя принялся одеваться. — Сама подумай, сказал бы я тебе, что у меня квартира есть своя. Ты бы вообще мне на шею села.
— В каком смысле…
— Ну а что тебе, приезжей, надо? Вы же ищете себе мужика сразу с квартирой и машиной.
— У тебя нет машины… — прошептала я. — Ты просил меня кредит на своё имя взять.
— Ты официально работаешь, тебе бы дали. Да это формальность, что ты цепляешься, Даш? — он подошёл. — Давай завтра поговорим спокойно, а ты сегодня переночуй у какой-нибудь подружки, хорошо?
Договаривая это «хорошо», он взял меня за плечи, подталкивая обратно к двери. Я же не разделась и даже не разулась, в таком оказалась шоке. И я ведь чуть кредит не взяла. А если бы взяла — Костя бы всё равно меня бросил? Вот так же, поставил перед фактом?
— Я платила половину аренды… — шептала я, цепляясь за факты. — Платила за коммунальные.
— Молодец! Но ты тут и жила, не забывай!
— Мы тут жили вместе… — я поняла, что уже сказала об этом в прошедшем времени и никаких нас уже нет. Может, и не было.
— Даш, дурой не будь!
— Действительно, сколько можно быть дурой... Такой дурой! — я вдруг вспылила, отталкивая от себя Костю. — Полной дурой! — начала бить его по груди руками, захлебываясь в слезах.
— Костя, выгони её! — завопила Ксюша. — Сколько можно это терпеть?
— Даш, давай, хватит! Иди, воздухом подыши, хорошо? — не смотря на мои тычки, Костя оставался спокойным. Мне хотелось, чтобы он… не знаю, извинялся? Но он не извинялся, он выставлял меня за дверь. — Так, твоя сумка, — он подхватил с обувницы мою сумочку и открыл дверь. — Телефон, зарядка с собой?
— Ты что, на ночь глядя меня на улицу выталкиваешь? Не свою Ксюшеньку, а меня?
К чему я обращалась, к его совести? Откуда она у человека, который мне всё это время врал?
— Ну какая ночь? Десяти нет. Подружке позвони, попьёте чайку где-нибудь… Даш, всё к этому шло. Завтра приходи за вещами.
И он вытолкал меня за дверь. Я сопротивлялась, плача. От злости и обиды на себя, что позволила им повернуть ситуацию так, как будто это я виновата. Я же пришла пораньше, как я могла! Выходя, каблуком зацепила пакет с продуктами. Пока Костя говорил мне последние слова, я смотрела на выкатившиеся на пол яблоки и кусок сыра. Там ещё хлеб, масло, колбаса и пельмени. Надо убрать в холодильник… Дверь захлопнулась. Менее часа назад я, поднимаясь по этой лестнице, думала, что приготовить на поздний ужин? А сейчас придётся думать, куда идти?
Забарабанила в дверь. Покричала: впусти! Услышала из квартиры от Ксюши, что эта ненормальная всех соседей поднимет. Из соседской двери, действительно, кто-то уже начал высовывать нос. На ватных ногах, держась за щербатые перила, я начала спускаться с лестницы.
Куда мне идти?
На улице холодно, сыро — осень, и самая отвратительная, слякотная. Уже стемнело, дороги кажутся чёрными, только редкие фонари тускло отражаются в лужах. На деревьях уже нет листвы или осталась жухлая и темная. Она тоже подсвечивается, но красоты это не добавляет. Дома старые, ещё советской застройки. А я, такая дура, не понимала, зачем нам снимать квартиру здесь, так далеко от моей работы? Ещё и за такие большие деньги! Косте нравился район! Ага, конечно! Вот и всплыла правда.
Шла, не разбирая дороги. Тротуар битый, под ногами сплошь лужи. Каблуки цеплялись за выбоины, меня шатало на скользком. Поверх асфальта жидкая грязь, а я всегда ношу сапоги на шпильках — так женственнее. Кому эта женственность сдалась в такую погоду?
