– Решил сказать?..
Он вышел из стены,
как будто проживал там постоянно,
прошел сквозь книги, подошел к столу,
рукой пошевелил черновики
и комнату обвел скользящим взглядом,
как будто что-то отыскать хотел.
(Простой костюм, спокойные глаза,
руки неторопливые движенья
и проседь темных вьющихся волос).
– Решил сказать?.. Но ты уже писал,
и отложил… Опять упрятал в стол?..
Чего-то испугался… но чего?..
Разрушить тайну первых ощущений?
В словах увидеть слабости свои?
Или, быть может, начал сомневаться,
что не дойдешь до нужного конца?
– А разве в этом могут быть концы?..
– Да, могут быть… Но ты на слове ловишь:
концы – везде, и нет конца во всем.
Ты написал об этом в «Энтропии»:
концы Концов – источники Начал, —
магическая формула движенья.
Но там Начала было из Концов,
а здесь с чего собрался начинать?
С каких концов?.. «Эмпирика любви»?..
Эмпирика?.. Всему начало – опыт?..
Он посмотрел с улыбкой на меня
И не преминул вслух поиздеваться:
– Где здесь концы и есть ли здесь начала?
Какая нота в этом прозвучала?
Какую тему развиваешь, для?
Быть может лучше начинать с нуля?
– С нуля чего?
– Ну, может быть, сознанья?
– С большого взрыва?
– Э-э, куда хватил!.. Вселенский хаос?..
– Да… И в нем – Любовь…
Он вдруг задумался и даже погрустнел:
– Хотя… Все начинается со вспышки:
Желанье видеть, удивляться, жить,
Ну и конечно – первая любовь…
Лишь позже начинаем разбираться
Любовь ли это, или увлеченье,
Или, быть может, – страстная любовь?
Петля любви… Любовная петля…
Он усмехнулся, глядя мне в глаза
и снова осмотрелся (где бы сесть?),
но вместо стула подошел к окну
и посмотрел сквозь черное стекло.
– Поэзия… – распахнутое знамя
твоей души и музыка сердец,
и отзвук сокровенного желанья,
и низверженье серости людской,
и лучший способ познавать пространство,
и метод воспитания души…
Поэзия!.. Чего в ней только нет?..
И ты решил в ней повторить любовь?..
– С чего ж начать, когда движенье вечно?..
– Ну, а тогда… Не с самого ль себя?..
(Он вдруг чихнул и наконец-то сел,
но не на стул, присел на подоконник.)
«Вот книжный червь, – подумал я о нем,
а он сказал:
– Опасное решенье!..
Перед людьми предстать и – нагишом,
со… первых слов еще, со… первых звуков,
неловких, неуклюжих, как щенки,
ну а порой так попросту противных:
младенца рев, пеленки, ползунки…
взросление, потом открытие мира…
Потом бродил мальчишкой по асфальту
и арии, как Моцарт, распевал,
легко переходя из лада в лад
и по руладам поднимаясь к небу.
Как там просторно!.. помнишь, как летал?..
– Пока что не забыл…
– Что ж опустился?
– Восторг не бесконечен, как слова.
– Вот видишь, значит есть концы во всем.
– И снова начинаются Начала…
– Ну да, конечно, – засмеялся он. —
А дальше помнишь?… Первые стихи
ты написал едва ли многим позже,
и так же тебя музыка вела.
Другая муза… траурные марши:
Шопен, Бетховен плыли по стране.
Везде со стен домов свисали флаги
венозной кровью с черною каймой,
и люди проходили словно тени,
как будто потеряли свет и небо,
и плакали по своему Вождю,
еще не зная, что ушел Тиран.
– Тиран, Хозяин, Вождь… и Властелин…
– И все ж – Тиран…
– Или Наместник Воли,
необходимой людям, чтобы жить.
Он посмотрел в глаза мне напрямик:
– Почти что Бог?…Ты помнишь те стихи?
– Увы, забыл.
– Нисколько не жалеешь?
– Жалею… Все же было б интересно