«Июль»
Алый закат, как кровоточащая рана
на перебинтованном тучами небе.
Город тонул в раскаленном мареве,
ждал дождя – напоить продирающие асфальт стебли.
Улицы бредили в разломах кроссвордов минувших тысячелетий.
Как мало жизни, как много смерти в единице времени.
Танцевать босанову на берегу детства.
Читать мантры полуночных станций метро.
Это замкнутый круг причин и следствий
И не вырваться из него вслед за стаей юных ветров.
Превратить себя добровольно в профессию, купить душе фитнес-абонемент.
Но Богу не был никогда интересен контент наших новостных лент.
Испить хотя бы глоток предрассветной прохлады —
Утолить эту жажду. Забыться бы сном.
И зной, что в сердце пустил метастазы
Вдруг отступит, когда осознаешь, что взаимно влюблен.
«33»
Крест тридцатитрехлетних —
ставить знак равенства между ипотекой и рабством,
Подтверждать, что живой пока еще, ежегодным обновлением гаджетов.
Мой цветик-семицветик в пол литровой банке со вчерашней водой —
А руки обрывают бесцельно лепестки, что мы наивно называли мечтой.
Грязный бинт на запекшемся прошлом. Сакральный long-read – пустота между строк.
Забытый навык – «быть хорошим». Мечется офлажкованный буднями волк.
И пусть сгорит бумажный журавлик, как те надежды, что смешались с золой.
Крест тридцатитрехлетних – бесконечная гонка за самим собой.
Июльский полдень. Блики солнца на черном стекле.
Будущего нет.
Будущего нет
Будущего нет…
«Сирин»
Спальный район к югу от центра вселенной —
Новостройки по берегам четырех грязных рек,
Где ретвиты Адама и Евы
Исчезают в сингулярности ипотек.
Плесневый воздух, ржавчина, пепел и пыль,
Увядшие розы да перетянутый колючею проволокой пустырь.
И кружит с вороньем птица Сирин над куполами Москвы.
Здесь некого больше просить: «Спаси и сохрани».
Пьяны от вкуса крови легионеры
И все громче поют гимны богу войны.
Патриотизм – это мышь в клюве совы Минервы —
Но чем гуще сумрак – тем ярче сны.
Праздное поле, разверстая бездна небес —
Время бессменных царей и паролей – неутоленная жажда чудес.
Но обналичен банковский счет и продан нательный крест —
Лети прочь птица Сирин из этих заповедных мест.
Так, стало быть, надежнее всего инвестировать в порох?
Но теперь нам в глаза глазами наших детей смотрит Молох.
«Жить да жить» (anti-jazz song)
Жить да жить —
Черствый хлеб, ржавый серп.
Жить да жить —
Петь свой гимн, славить герб,
Не тужить,
Ведь канет ночь, встанет день,
Разойдутся круги на воде.
Жить да жить —
В суесловье листвы на шершавом ветру,
В слепоте фонарей, освещающих пустоту.
Год пройдет, сколько будет еще?
Жить да жить —
Кувырком, наотмашь, взахлеб.
Жить да жить —
Белый стих, алый снег.
Жить да жить —
Липкий сон. Страшный век
Пережить,
И в знойный полдень исчезнет тень.
Разойдутся круги на воде.
Жить да жить —
По накатанной, не меняя маршрут.
Через зенит, на закат, в темноту
Возвращаемся каждый
В свой дом, без имен и по одному,
Словно письма себе самому.
«Суета сует»
Фарфоровый быт.
И здесь никто не считает минут,
Что исчезли за горизонтом событий.
Здесь одиночество – за кликом клик,
Как молчаньем опечатанный звук,
Как Слово, растерзанное морфологией и фонетикой.
Взломанный шифр —
По воду ходить с решетом.
Ведь у Бога нет реквизитов для безналичных расчетов.
Так пусть марширует легион цифр,
Пусть кружится снег за стеклом.
Пусть вселенная продолжает свой бег вопреки законам Ньютона.
Банальный сюжет,
Маршрут заученный наизусть,
И аксиомы-привычки не требуют доказательств.
Черно-белая логика,
Оттенки самых искренних чувств.
Но смысл всех формул скрыт по ту сторону знака равенства.
Сменяются царства.
Венчаются пепел и нефть.
В зеркалах отраженья алмазов —
