Степан Макаров - «Ермак» во льдах

Погиб Макаров, и кануло в бездну беспримерное сочетание опытности сорокалетней трудовой службы с юношескою гибкостью творческого ума, неутомимого трудолюбия с непоборимою энергией.[1]

Для полной оценки такого деятеля нужна историческая точка зрения; некролога я писать не могу, потому что вдали от Родины у меня нет необходимых данных. Но мои мысли неустанно возвращаются к облику дорогого друга; как-то не верится, что это олицетворение кипучей жизни вдруг, роковою случайностью, исчезло; что не увижу его доброй улыбки, не услышу его приветливой, умной речи. Хотелось бы, хоть в малой мере, продлить эту драгоценную жизнь, восстановив его облик, дав заглянуть читателю в эту богато одаренную душу. Я знал его близко, работал с ним, жил с ним, любил его, – а понять человека можно только любя его.

Познакомился я с Макаровым при первом его прибытии в Петербург[2]. От товарищей, плававших в эскадре A. А. Попова, я уже наслышался о самородке, открытом в штурманской роте Николаевска-на-Амуре, о Степе Макарове, успевшем уже кадетом составить себе репутацию выдающегося моряка.

Не изгладится из моей памяти стройная, здоровая фигура белокурого юноши, живые глаза которого светились проницательной любознательностью и природным умом, а веселая улыбка отражала добродушную, жизнерадостную самоуверенность.

Пути наши разошлись; я знал лишь о выдающейся деятельности мичмана Макарова по его статьям о непотопляемости в «Морском сборнике».

Во время Восточной войны 1877–1878 гг. я состоял при Очаковской морской обороне и занялся вопросом определения расстояний в море и по этому поводу неоднократно посещал пароход «Константин», где имел случай лично убедиться в той технической сметке, с которой молодой командир сумел преодолеть затруднения, связанные с осуществлением его, тогда еще новой, мысли: расширить круг деятельности минных катеров, приспособив их к подъему, в полном вооружении, на боканцах «Константина», преобразованного лейтенантом Макаровым из пассажирского парохода в грозное военное судно.

Близкие, дружеские отношения наши завязались лишь в 1885 г., когда Макаров, сдав командование константинопольским станционером, прибыл в Петербург и воспользовался сравнительным покоем, чтобы обработать свои наблюдения над течениями, температурой и соленостью Босфора. Я в то время был инспектором Императорского Александровского лицея и преподавателем Морской академии; Макаров заехал ко мне посоветоваться о своем труде; я мог снабдить его главнейшей литературой по предмету и оказать посильную помощь в деле, тогда ему еще новом.

Меня крайне заинтересовали важные результаты его наблюдений, но еще более поразила меня его личность, которую можно было вполне оценить, лишь видя его в работе. Даровитых русских людей я встречал часто; но редко природная быстрота соображения и проницательность ума соединяются с таким неутомимым трудолюбием, как у С. О. Макарова, с такою настойчивостью в преследовании намеченной цели.

Как известно, эта первая работа Макарова в области физической географии моря – «Обмен вод Черного и Мраморного морей» – удостоена Академией Наук Макарьевской премии. Это и по настоящее время есть самое полное исследование важного, в теоретическом и практическом отношениях, вопроса о течениях в проливе, соединяющем два бассейна вод различной плотности. Самое возникновение, равно как и выполнение его, характерно для Макарова, а потому я несколько подробнее на нем остановлюсь.

В военных кругах, между прочим и Тотлебеном[3], возбуждался вопрос о возможности заградить Босфор минами; а назначение Макарова командиром станционера было не чуждо этому вопросу. Для правильного решения вопроса нужны были данные о течениях Босфора, как поверхностных, так и подводных. Макаров обратился к компетентному лицу за справкою о существующих исследованиях; ему указали на работу английского гидрографа Спратта, которая его, однако, не удовлетворила, и он решил сам приняться за задачу.

Со свойственною ему проницательностью Степан Осипович сразу усмотрел суть явления и сообразно с этим направил свои наблюдения на выяснение распределения плотностей и течений на разных глубинах. Ему пришлось не только знакомиться с новым для него делом, изучать имеющиеся приборы и усовершенствовать их, но, кроме того, еще и производить свои наблюдения так, чтобы не возбудить подозрения турецких властей. Несмотря на все это, ему удалось добыть весьма ценный материал.

Однако в научном исследовании не в одних цифровых данных дело; надо суметь их сгруппировать и сопоставить таким образом, чтобы получить ясный ответ на поставленный вопрос. Вот в этой, наиболее важной части научного труда и сказывается творческий дар исследователя, и этим даром Макаров обладал в высокой степени. Притом и постановка вопроса, и способы решения отличались у него большой простотой и своеобразностью.