Если б не было тебя,И мне не быть собой самим.Так и жил бы, твой призрак любя,Призраком твоим любим.
(с) Джо Дассен
Ее глаза были полны слез, которые будили во мне глухую ярость. Они были такимии же, как и пять лет назад – синими, в озорную крапинку по радужке, только вот стали тусклыми и неживыми.
- От тебя пахнет чужой любовью, - прошептала Ларка,растянув губы в подобии ухмылки. Только тогда я заметил морщинки в уголках ее глаз, придающие ей скорбный вид. Странно, раньше они были другими, смешливыми.
- Не неси ерунду. Совсем очумела, - буркнул я, и медленно пошел в сторну ванной.
- Я вас видела,- тихо, почти на уровне слуха. Как выстрел в спину. – Жень. Отпусти меня, я так устала.
- Любимая, не усложняй,- по привычке отвечаю, сдерживая злость, клокочущую внутри. Шпионила за мной, иначе, как объяснить эти ее слова про то, что видела меня с грудастой Желькой.
- Я не хочу быть любимой. Я хочу быть единственной,- Лера улыбается. Как и всегда. Это какая – то ее защитная реакция на стресс, я давно заметил. Я ее знаю. каждую черточку, каждую родинку. Я просто устал от быта. Не стоит считать меня козлом. Все мужчины рано или поздно приходят к какому – то рубежу. Мне хватило пяти лет, чтобы понять, что я устал от однообразия. Хотя, скажи мне кто нибудь, что так будет, лет семь назад, я не задумываясь набbл бы умнику морду. Лерка была моим фетишем, моей вселенной. Я увидел смеющуюся девчонку, раскачивающуюся на качелях в парке, и понял, что именно она должна стать моей женой. В двадцать лет все идеалисты. Все верят в то, что смогут прожить целую жизнь вместе и умереть в один день с той, кого выбрал с первого взгляда. Привлек ли тебя ее смех, или всполох пшеничных волос, в которых отразилось солнце – и ты подумал, что это бесконечная любовь. Так было со мной.
- Я задолбался слушать твой бред.- злые слова вырвались из моего рта так обыденно, что меня самого передернуло от ледяного тона, которыми они были сказаны.- Ты мне надоела. Сколько можно ныть? Я целыми днями пашу, чтобы ты могла писать свои идиотские пейзажи. И вернувшись домой только и слышу, какой я гад. Пошла ты в задницу, дорогая. Не нравится – вали на все четыре стороны. Или терпи. Миллионы баба терпят.
- Я не баба,- твердо ответила Лерка, и резко развернувшись побежала в строну спальни, шлепая босыми ногами по дорогущему паркету, который ей не нравился, кстати, никогда.
Я принял душ и свалился в постель, слушая тихое сопение жены. Оно меня всегда успокаивало, словно колыбельная. Я зря вспылил. Надо было отшутиться. Снова спустить все на тормозах. Она бы снова не поверила мне, но сделала вид, что все хорошо. Я посмотрел на лицо жены, на тени на щеках, отбрасываемые ее длинными ресницами. Никуда она от меня не денется. Не в село же к родителям своим уедет. Не такая она дура, привыкла к благам, которые я ей несу в клювике. Перетерпит. Перетопчется. Она вдруг вздрогнула во сне. Заскулила, как маленькая собачонка. И я почувствовал странное предчувствие, кольнувшее в сердце, но не придал этому особого значения. Уже засыпая, подумал, что мне ее совсем не жаль. Сама виновата, что не может дать мне того, что я хочу. И хоть Леруся и следит за собой, тратится на косметологов, маникюр. Все идет прахом. Ногти вечно изнутри вымазаны грунтовкой, что кажется она день и ночь роется в огороде. Вытянутые, вечно измазанные красками майки, штаны какие – то бесформенные. Мужчины любят глазами. Я не могу любить маляра – покрасочника. Потому и Желька, а перед ней Лилька, и еще десяток баб, которые умеют себя подать.
День второй
Утро не бывает добрым. Я проснулся с гудящей головой и чувством вины, странным ощущением потери, на промокших от пота простынях. Один. Леры не было. Интересно, куда она так рано ушла? Ей же некуда, да и не к кому. Я отвадил всех ее подруг, когда понял, что мне придется делить ее с ними. Нажраться не мог ее близостью. Почему все изменилось? В квартире сегодня не пахло теплыми булоччками. И этого привычного аромата мне вдруг остро не хватило. Я все время посмеивался над страстью жены к утренней выпечке. Она её принесла откуда то из детства, эту глупую традицию, считая, что только с ароматом теплого хлеба дом становится уютным. Своего несчастного детства, о котором старалась не вспоминать. А сегодня нарушилась трдиция, и виноват в этом я. «Почувствуй себя козлом» называется.
Я с трудом выпутался из противных просьыней, за которые отвалил кучу бабок в пафосном торговом центре. А Лерка их не даже не оценила, кстати. Ей нравилось дешевое бязевое белье. Дернула плечом, и я прочёл в ее родных глазах тоску. Она всю жизнь была другой. Не такой как все. И уж точно не такой как бабы, с которыми я ей изменял. Наверное я и искал в них именно то, отличное от приевшегося образа, женское начало.
Прошлепал в начищенную до блеска ванную, ещё один Леркин пунктик – стерильная чистота. Везде, кроме её мастерской. Поморщился, увидев на зеркале брызги зубной пасты. Чёрт, сегодня что - то сломалось в миропорядке.Моя жена никогда не оставила бы такого безобразия. Мелочи, которых я не заметил спросонья тут же обрушиваются на моё сознание прндчувствием беды: мокрое полотенце брошенное мною на пол вечером, так и осталось лежать, похожей на дохлую кошку, кучей. Кольцо унитаза поднято, что Лерку всегда бесило до одури. Меня затошнило от привкуса зубной пасты во рту. С трудом подавив рвотные спазмы устремился в прихожую, где разливался третью чертов телефон. Яблочное чудо последней модели валялось на полу, словно дешевая китайская подделка. Я даже не сомневался, что звонит она. Одумалась, дура. Кто она без меня? Тоже мне художница, от слова худо, непризнанная и недооцененная. Потому и трубит от звонка до звонка в государственной художественной школе, вдалбливая в бестолковые головы малолетних оболтусов азы графики. Слава богу, что мы не смогли родить ребенка, хотя Лерка настаивала. Только вот мне совсем не нужны были сопливые младенцы. Да и сейчас не нужны.. В груди завихрилось привычное уже раздражение. Дрянь. Только её концертов мне не хватало в конце отчетного месяца. Работать надо, а я не могу сосредоточиться ни на чем.
