Нотариус монотонно и быстро бубнил под нос текст документа. Я смотрела на его красивые губы и слушала голос.
Виктор Иванович был слишком похож на своего сына. Вернее, это его сын был копией отца, но мне от этого не легче. Я сидела напротив человека, которого ненавидела сильнее всех в своей жизни.
Ладно, сильнее я ненавидела его сына.
В моем родном городе было несколько нотариусов, но я все время попадала к Раевскому.
В комнате пахло вишневым дымом. Виктор Иванович всегда курил эти странные крепкие сигареты. Так пахли для меня страдание, боль, страх.
Нужно было оставить папе доверенность и попросить возиться с продажей.
Я вздохнула. Папа и без меня вечно занят. Работа, другая работа, свои звери, Светины звери, приютские звери, свой дом, который вечно требует внимания, Светин дом, который…
В общем, папу я не просила.
– Все верно? – Раевский повысил голос, привлекая мое внимание. – Ева Евгеньевна!
– Д-да, – брякнула я заикаясь.
Он мог читать мне Библию или справочник садовода вслух с одинаковым успехом. Все, о чем я могла думать – как поскорее отсюда убраться со своими документами.
Помощник положил передо мной бумаги для подписи. Я отчаянно молилась, чтобы не напутать ничего. Где полное имя, где просто автограф.
Еще одной встречи с отцом Ильи я не переживу.
Мне и в городе этом было тяжело дышать, а уж рядом с Раевским…
Я зачем-то глянула на него между подписями и встретила взгляд холодных красивых глаз.
В меня словно тысяча игл вонзились. Стало жарко, потом холодно. Я сжимала ручку изо всех сил, чтобы не выдать дрожь.
Наконец все закончилось, и меня отпустили.
Разумеется, я не стала собирать документы в кабинете, а сгребла все в кучу и помчалась прочь.
Уже на улице я сообразила, что не смогу вызвать такси без рук силой мысли. Пришлось изображать волшебство жонглирования и засовывать документы в папочку навесу. Как ни странно, ни одна бумажка не улетела. Я застегнула папку на молнию и полезла в карман за телефоном.
Но тут я почувствовала запах вишневого табака, а потом сильный захват на своем локте.
– На минуточку, Ева, – проговорил Раевский и потащил меня за угол дома.
Слова застряли в горле, я вспотела и собиралась задрожать.
Ах, к черту!!!
Мне больше не восемнадцать, и он не имеет никакого права меня хватать и запугивать. Я хотела крикнуть или рявкнуть, но с губ сорвался жалкий писк.
– Пустите.
– А мы уже пришли, дорогая.
Он остановился за углом, где курил кто-то из сотрудников. Раевский кивнул ему. Ладно, он будет вести себя тише и, возможно, прилично при свидетелях.
– Рад тебя видеть, Ева. Столько лет, – лживо заулыбался Виктор Иванович.
– Не рады, – буркнула я. – И это взаимно. Сколько лет? Я была здесь полгода назад на оглашении завещания. Тогда вы сделали вид, что не знаете меня. Это было приятно.
– Ох, колючки отрастила девочка? Неожиданно.
Я не стала обсуждать мои метаморфозы. Хотелось послать его ко всем чертям, но страх привычно липким запахом вишни сжал горло. Что если он узнал про Митьку?
– Что вам надо от меня? – спросила я тихо, но твердо.
– Ничего, девочка. Ровным счетом – ничего. Хотел лишь уточнить для себя. Ты приехала в город, чтобы продать квартиру?
– Не ваше дело.
Виктор Иванович достал сигарету и прикурил. Он выдохнул дым в сторону, но меня и без этого подташнивало.
– Если ты хочешь быстро и выгодно продать квартиру, я могу посоветовать отличного риелтора, – продолжал он невозмутимо.
– Мне не нужен ваш риелтор. Я справлюсь сама. Авито никто не отменял.
– О, значит, ты здесь по делам все-таки, а не ищешь встречи с моим сыном?
Он снова выдохнул дым в сторону. Я закашлялась от его абсурдного предположения.
– Ты не станешь снова портить жизнь мне и моей семье? – продолжал Раевский задавать вопросы.
– Вы сдурели совсем, Виктор Иванович. Я в гробу видала вас и всю вашу семью.
– Неужели?
– Воистину. Дайте пройти. Мне надо домой.
Я сделала шаг в сторону, чтобы обойти его, но Раевский снова закрыл дорогу.
– Я не шучу, Ева. Продай квартиру и уезжай. Поняла? – Он бесцеремонно открыл мою папку и сунул туда визитку. – Позвони риелтору, скажи, что от меня. Она не начислит проценты, продаст твою хрущевку быстро и дорого. Все будут в плюсе.
– Особенно вы? – не сдержалась я. – Всегда продавите любого человека ради своей выгоды. Хоть риелтора, хоть девчонку беременную.
Он закатил глаза, сбросил пепел мне под ноги и с насмешкой сказал:
– Не строй из себя сломанную куклу. Я сделал тебе одолжение. Срок был маленький. Вряд ли ты успела прочувствовать себя мамочкой. Да и какая из тебя мать в восемнадцать лет? Только бы жизнь себе сломала. И ребенку заодно.
Мне ужасно хотелось плюнуть ему в лицо или хотя бы ударить, но в этом городе жил мой отец, да и в Москве Раевский достал бы меня при желании.
Все, что я могла сделать, – это ядовито усмехнуться и сказать:
– Все вы знаете, Виктор Иванович.
– Работа такая, Ева, – самодовольно проговорил он. – Не ищи Илью. Не задерживайся тут.
– Не имею ни малейшего желания задерживаться там, где есть вы.
На этот раз я игнорировала его выступающее плечо, задела его своим и вышла с заднего двора.
Руки неожиданно затвердели, и я с первого раза вызвала машину. Ужасно боялась, что Раевский продолжит меня преследовать, но он больше не подошел. Машина приехала быстро. Я села в салон и всю дорогу боролась с тошнотой. Моя одежда и волосы пропахли вишневым дымом.
– Ненавижу, ненавижу, ненавижу, – повторяла я дома, скидывая с себя одежду в машинку.
Я обещала сразу поехать к папе, но не могла вдыхать этот запах до конца дня. Пришлось заглянуть в квартиру, переодеться и принять душ.
Я снова ехала в такси, подгоняя мысленно водителя.
Находиться наедине с собой – роскошь. Мне бы кайфовать, но я снова купалась в парадоксальных эмоциях. Чувство вины, гордыня, злость, зависть и ненависть. Жгучая ненависть выжигала все остальное.
В этот раз я ненавидела не Раевских, а саму себя. За ложь, за трусость, за самонадеянность.
Каждый день по сто раз я задавала себе вопрос: а вдруг все могло сложиться иначе?
Если бы я сказала ему…
Если бы я дождалась…
Если бы он знал…
– Приехали, – сообщил водитель у дома моего отца.
– Спасибо, – рассеянно проговорила я, толкая дверь.
Как в замедленной съемке, я видела маленького мальчика, который несется ко мне через улицу. Митька мчался наперегонки с Максом, папиным псом. Отец с трудом поспевал за ним, смеясь и ругаясь одновременно:
– Митька, Максик! Ну потише. Что вы за демоны реактивные?
Я присела на корточки и обняла сына. Митька прижался ко мне всем своим маленьким телом, много раз целовал в щеку.
Разумеется, Макс тоже облизал, как родную.
Папа догнал нас через минуту.
– Уф, старый я для таких забегов, – пожаловался он.
