Сергей Бойцов сидел в офисе службы безопасности Систем связи Человечества напротив стола руководителя этой самой службы и ждал, когда начнётся обещанный по предварительной договорённости разговор. Разговор никак не мог начаться, потому что руководитель службы безопасности Ингард Фарм был перманентно занят. Едва закончив очередной разговор в системе внешней связи, Ингард морщил лоб, очевидно, вспоминая, о чём он должен говорить с сидящим перед ним незнакомым человеком, и когда казалось в его глазах проявлялась некоторая осмысленность, извне поступал очередной звонок. Ингард снова включался в переговоры с внешним абонентом, оставляя Сергея в состоянии вязко текучего ожидания.
Сергей дожидался своего разговора, наверное, с полчаса. За это время у Ингарда состоялось не менее десяти разговоров по внешней связи. Сергей настолько изучил мимику руководителя службы безопасности, что, казалось, мог бы описать его собеседников, их интеллектуальный уровень и занимаемую должность в Системе связи или в смежной области. И это бесконечно длящееся ожидание вконец утомило Сергея. Казалось бы, он уже давно должен был принять вполне осмысленное решение, и он несколько раз порывался это сделать, но каждый раз его что-то останавливало.
Вообще-то он позвонил руководителю службы безопасности с единственной мыслью – что его просто направят к какому-нибудь специалисту, рядовому по своему положению в службе безопасности. Но руководитель посчитал, что на вопросы представителя Службы контроля этических параметров, сокращенно СКЭП, должен отвечать лично он. Потому что СКЭП (система контроля этических параметров, занимающаяся вопросами сохранения порядка и правил поведения в человеческих поселениях) по мнению руководителя службы безопасности очень важная административная структура общества. Из чего и сложилась такая ситуация. А уйти, не переговорив, Сергей считал невозможным, потому что подобное поведение являлось этически недопустимым. Да и самому после этого искать рядового переговорщика было просто некорректно. И не выполнить задания, с которым пришёл на переговоры, Сергей тоже не мог.
– Извините, Ингард, а вы не могли бы отключить вызовы внешней связи? – спросил Сергей, улучив удобный момент. – Всё-таки, я имею такое же право на разговор, как и внешние абоненты. Мы ведь с вами предварительно договорились, а я пришёл вовремя. Не нарушив договорённости.
– А? Да. А если что-то важное? – спросил Ингард и, видимо, ответив на этот вопрос про себя, перевёл звонки на электронного секретаря. – Итак, какие у СКЭП вопросы к нашему ведомству?
– Ну-у! – Сергей вдруг сразу потерял продуманную схему разговора и разозлился на себя или на собеседника из-за потерянного времени, в результате чего задуманные формулировки вопросов куда-то пропали; собраться с мыслями заново оказалось вовсе не просто. – Первый вопрос, который у нас возник совсем недавно, достаточно прост и, наверное, в истории развития человечества, особенно на его первых исторических этапах, появлялся неоднократно: возможны ли такие внешние воздействия на передаваемую информацию, чтобы на приёмной стороне смысл полученного сообщения изменился на противоположный? Поясню. Допустим, мы передали фразу: «Мы не верим полученной информации». А к получателю поступила фраза: «Мы верим полученной информации». Причём никаких иных физических или лингвистических изменений в полученном варианте фразы не наблюдается.
– Вы хотите сказать, что из передаваемого пакета пропали две буквы? – спросил Ингард Фарм и, не задумываясь, ответил: – Искажение одной кодовой комбинации происходит с некоторой весьма малой вероятностью. Я сейчас не вспомню точную цифру, да это и не важно. Дело в том, что уже почти триста лет мы используем коды, обнаруживающие и исправляющие ошибки. Поэтому вы о таких ошибках даже не узнаете. Ни вы, ни ваши получатели.
– Если я вас правильно понял, – задал уточняющий вопрос Сергей, – то вы ведёте речь о внутренних ошибках, аппаратурных?
– Ну да! – с некоторой задержкой ответил Ингард. – Хотя если искажения кодовой комбинации будут вызваны внешними помехами, то исправляющие способности кода от этого не изменятся.
– А какие бывают внешние помехи? Как они влияют на передаваемый сигнал?
– На дальние расстояния передаются обычно электромагнитные сигналы по кабелям или в эфире, в том числе и в вакууме. Для них известно три вида помех: флуктуационные, синусоидальные и импульсные. Для первых двух спектр помехи в границах полосы пропускания приёмника считают равномерным. Импульсная помеха на входе тракта обладает спектром более широким, чем полоса частот приёмника.
– Если флуктуационная или синусоидальная помеха способна заретушировать кодовую комбинацию, то это будет происходить в течение довольно длительного интервала времени. При этом произойдёт искажение или даже стирание нескольких последовательно поступивших кодовых комбинаций. А искажение или стирание одной или двух кодовых комбинаций гораздо более вероятно, чем нескольких?
– Да, вы правы.
– А вот импульсная помеха: если её спектр так сложится со спектром передаваемого сообщения, что однозначно исказит смысл передаваемого сообщения. Тогда что?
– Ничего. То же самое, если выбран код с обнаружением и исправлением ошибок. Он выполнит свою функцию в пределах своих возможностей.
– А если в результате помехи одна буква поменяется на другую, вполне разрешённую? Смысл выражения исказится, но при этом останется вполне допустимым в пределах правил грамматики.
– Я не понимаю, чего вы добиваетесь?
– Сравните два возможных выражения: «Мы получили ваше предупреждение, но всё хорошо у нас» и «Мы получили ваше предупреждение, не всё хорошо у нас». В союзе «но» буква «о» меняется на букву «е». Обе буквы являются разрешёнными комбинациями. Возможна ли реализация подобного случая и с какой вероятностью?
– Да, такой случай вполне возможен. Но с какой вероятностью? На этот вопрос я вам ответить, пожалуй, не смогу. Тому, кто работал над описанием реальных биологических, физических или социальных объектов, вполне понятно, что создание вероятностной модели в области исследования в этих науках на самом деле сродни созданию теоретической модели описания исследуемого процесса. Это сложнейшие задачи, поддающиеся только гениям, да и то раз в столетие. Так что вы от меня слишком многого хотите.
– Правда? – решил подначить собеседника Сергей. – А я считал, что вероятностная модель – это урна с кубиками разных цветов или игра в кости. В самом примитивном случае – бросание монеты.
– Что вы! – усмехнулся Ингард. – Урновые или игровые модели условно применимы к жизни. Да и то если рассматривать их в качестве подхода к теории случайного блуждания. В основном они служат для обучения понятиям теории вероятностей, но никакой реальной жизненной задачи не решают. Наиболее известной моделью является уравнение Шрёдингера в квантовой физике. Много ли таких моделей вы сможете назвать? От силы две-три.
