Шон Уильямс - Это ужасное поместье

Sean Williams

HER PERILOUS MANSION

Copyright © 2020 by Sean Williams

© Виноградова М. М., перевод на русский язык, 2023

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2023

Мальчик стоял у подножия лестницы, вцепившись руками в старый, видавший виды брезентовый мешок, вмещавший все его пожитки. В том числе вырезанную из сланца подвеску с нацарапанным на ней его именем – «Альманах», подарок друзей по сиротскому приюту на удачу. Вот только не хватало потерять её в честь прибытия в новый дом.

Альманаху было лет двенадцать, а может, тринадцать. Копна каштановых волос, карие глаза, кожа не смуглая и не слишком светлая, а того промежуточного оттенка, который обычно называют болотным, причём таким пренебрежительным тоном, что под конец мальчик и сам стал задумываться: а может, это и правда плохо. В своей жизни он не знал ничего, кроме приюта и немногих тамошних друзей, пока два дня назад не получил приглашение, предлагавшее ему достойное место в обществе – в зажиточном имении, до которого от приюта было не более дня ходу. Должность помощника младшего лакея в поместье с забавным названием «Руина посла Осмей» звучала для мальчика, напрочь лишённого каких бы то ни было перспектив, почти как престол короля Ивернии. Разумеется, он согласился, хотя и не без душевного трепета. Любой мальчишка в приюте мечтал жить в большом мире. В возрасте Альманаха нечего было и мечтать, что его заберут в семью, но сейчас ему выпал шанс найти другое место в жизни.

Сады поместья, изобилующие грецкими орехами и живыми изгородями, такие великолепные по сравнению с привычными ему серыми каменными двориками… и увитый тёмно-зелёным плющом дом с остроконечными крышами и многочисленными башенками… Всё это впечатляло. Даже с избытком!

Страх – верный признак, что тебе предоставляется потрясающая возможность. Во всяком случае, так любила говорить своим подопечным управительница приюта. Чаще всего возможность заключалась в том, чтобы вести себя лучше и избежать розог.

И всё же Альманах никак не мог решиться.

Лестница вела к деревянной веранде, в глубине которой виднелась дверь цвета небесной лазури, с медной ручкой и молоточком в виде подмигивающего льва. Никто не вышел встречать Альманаха, хотя его латаные-перелатаные башмаки громко стучали по длинной усыпанной гравием аллее. Собственно говоря, с того момента, как мальчик вошёл в величественные ворота у входа в имение, он не видел ещё ни единой живой души.

Альманах два раза медленно вдохнул и выдохнул, чтобы успокоиться. А потом, не давая себе времени передумать, поднялся по лестнице и решительно потянулся к ручке, прикреплённой к подмигивающей львиной голове.

Но не успел коснуться её, как смазанная дверь приоткрылась сама собой со слабым-слабым, почти неслышным скрипом. В образовавшийся просвет Альманах увидел вестибюль – столь же роскошный, сколь и безлюдный. Одним долгим благоговейным взором он успел разглядеть хрустальную люстру, резную дубовую подставку для зонтов, элегантную вешалку для шляп и пальто, телефон на столике с нефритовой поверхностью и – над маленьким мраморным камином с аккуратно сложенной растопкой – портрет в золочёной раме: девочка с пронзительными зелёными глазами. А крашеный потолок нависал так высоко над головой, что при взгляде на него у мальчика перехватило дыхание.

Топчась на пороге, Альманах робко окликнул дворецкого, от имени которого было написано приглашение:

– Мистер Паркер?

Вопрос прокатился по череде пышных комнат и просторных залов – и эхом вернулся обратно, так и оставшись без ответа.

Озадаченный столь неласковым приёмом, Альманах вытянул шею и заглянул в дверной проём. Может, про него просто забыли?

– Мистер Паркер, это я… Альманах, новый помощник младшего лакея… Эгей?

Хорошие манеры вдалбливали в него с детства, наряду с азбукой и здравым смыслом. Переступать порог без приглашения отчаянно не хотелось. Но что ещё оставалось? Так и торчать на крыльце – выкажешь отсутствие инициативности. Уйти из поместья – немыслимо.

Шаг в дом – и пол вдруг ушёл у него из-под ног. Сердце в груди подскочило, горло перехватило от боли и неожиданности. Общее ощущение было совсем как в кошмарах, когда, вытирая вазочку для пудинга, вдруг роняешь её или поскальзываешься на каменных ступеньках приюта…

А потом вдруг это чувство исчезло так же внезапно, как и накатило. Альманах обнаружил, что стоит на коленках посреди вестибюля, заплечный мешок валяется рядом на затейливо разрисованных плитках, а щёки горят от смущения. Наверное, решил он, запнулся о порог. В ушах бешено грохотал пульс. Хвала небесам, вокруг никого не было, так что и свидетелей его неуклюжести не нашлось. Чего доброго, мистер Паркер сразу отослал бы такого нескладёху обратно в приют, а вот этого совсем не хотелось! Неловко поднявшись на ноги, он отряхнул штаны.

И только тогда заметил у двери полочку, на которой лежала стопка аккуратно сложенной одежды и записка с его именем. Он принялся читать – сперва опасливо, но потом уже спокойнее. Послание было написано на плотном желтоватом листке крупным размашистым почерком, в котором мальчик мгновенно узнал руку человека, изменившего его судьбу к лучшему.

Альманах перечитал записку ещё раз, чтобы убедиться, что всё правильно понял, а потом ещё раз для верности. Мистер Паркер хочет, чтобы он встретил новую служанку и показал ей дом, хотя он сам только-только приехал? Звучало очень странно, но в записке со всей очевидностью говорилось именно об этом. Может, все остальные обитатели поместья отправились на какую-нибудь вылазку? Может, у них пикник? И кто он такой, чтобы ослушаться прямых указаний?

Подхватив форму и свой мешок и выкинув из головы пережитое им диковинное ощущение, Альманах устремился на поиски уголка, где сможет переодеться и сменить старую жизнь на новую.

Форма оказалась великовата, но постаравшись как следует – закатав рукава, поддёрнув, где надо, и потуже затянув пояс, – Альманах справился с этой проблемой. Он рос в обносках старших сирот из приюта и привык к одежде не по размеру. Его лучший друг Джош вечно жаловался, что у него то штаны спадают, то рукава коротковаты, но в целом одежды хватало. Альманах, получивший своё имя от первого учителя письма за выдающуюся память и любовь к знаниям, не помнил, чтобы хоть кому-то из них приходилось мёрзнуть, жариться или ходить в неприличном виде.

И хотя сейчас тело у него чесалось от неношеной шерсти и хлопка, щедро украшенный пуговицами камзол давил на плечи, а кожаные подошвы немилосердно скрипели, мальчик чувствовал себя почти богачом.