Я вырвалась из душного зала для собраний, забитого обнимающимися, смеющимися, а кое-где и рыдающими людьми, и поднялась в свою старую мастерскую. По ней я буду скучать едва ли не больше, чем по своим сокурсникам и преподавателям. В мастерской сейчас никого не было, и я могла позволить себе расслабиться.
В моих руках заветный диплом, моя дорога в будущее. Конечно же счастливое и светлое. Где у меня престижная работа, ценящие меня клиенты и достаточно денег, чтобы ни в чем себе не отказывать. Теперь я, София Вернер, двадцати трех лет от роду – магистр артефакторики, славный продолжатель дела своей семьи, уже имеющий опыт работы и какую-никакую, но профессиональную репутацию.
Чокнулась с одной из пузатых реторт и залпом допила бокал шампанского. Сегодня можно побыть немного легкомысленной.
Я скинула слишком плотную для лета выпускную мантию и сняла с головы академическую шапочку. Волосы уже отросли до плеч, но сегодня я предпочла не убирать их в сложную прическу, а перевязала нарядной шелковой лентой в тон светлому платью. Ну вот, теперь я не студентка, а просто молодая симпатичная чародейка… с неопределенными планами на жизнь. Грустно.
Дверь со зловещим скрипом открылась, и на пороге появился тот, кого я хотела видеть меньше всего. Нашел все-таки. Возможно, стоило поискать более надежное укрытие.
– София, вы выйдете за меня замуж? – официально и даже как-то чопорно спросил меня Мартин Шефнер.
Вот так меня настигло самое неуместное предложение, которое можно сделать специалисту, стремящемуся к независимости.
Это было юбилейное, двадцатое предложение руки и сердца. С тех пор, как я начала их считать. Правда, это предложение отличалось от других. Во-первых, почти все предыдущие мне делал совсем другой мужчина, наверное, ищущий меня сейчас в общем зале. Ох, знала бы, что так произойдет, не отошла бы от Петера ни на шаг. А во-вторых, в этот раз я не могла так легко и спокойно ответить отказом, как это делала раньше. Хотя бы потому, что была у Шефнера в неоплаченном долгу.
Чтобы понять, как все пришло к этому ужаснейшему предложению от господина Шефнера, нужно несколько прояснить суть наших взаимоотношений с его племянником, Петером. А они уже к тому времени были непростыми. Так уж получилось, что Петер был влюблен в меня с нашего первого курса.
Мы оба поступили на кафедру артефакторики факультета прикладной магии Брейгского национального университета. Я по призванию, он от безысходности. И не то чтобы артефактором быть так уж позорно – таких специалистов каждый год выпускалось не больше десятка, и только в нашем университете. Профессия уважаемая и денежная, все специалисты нарасхват. Стопроцентная устраиваемость на работу, притом по большей части в государственные структуры. Да я неделю отойти не могла, когда узнала, что все-таки поступила!
Вот только Петер был из весьма влиятельной семьи, так что от него ждали чего-то более… впечатляющего. Но к боевым и ментальным видам магии у него таланта не было, поэтому его пристроили к нам, найдя зачатки способности к зачаровыванию предметов. Стоит ли говорить, что юноша был весьма разочарован и отнесся к своей учебе без должного внимания?
И совершенно зря. Артефакторика – та область магии, что требует особой скрупулезности и усердности. Даже на самый простой защитный артефакт, который каждый из нас должен был уметь делать в конце первого года обучения, требовалось не меньше суток работы с минимальным перерывом на отдых и еду. И это если есть готовый материальный носитель под рукой. А если нет, то хочешь не хочешь, придется делать его самому. Недаром нас учили не только чароплетению и теории магии, но и ювелирному, и кузнечному делу, и гончарному искусству, и резьбе по дереву, и даже швейному мастерству. Мы должны были уметь работать со всеми материалами, потому что именно от них зависело, какие чары можно накладывать на предмет и как это лучше всего сделать.
Поэтому Петеру, неплохому фехтовальщику, стрелку и наезднику, в жизни не забившему ни одного гвоздя и не пришившему ни одной пуговицы, было тяжело и неинтересно учиться с нами. И он, наверное, вылетел бы с первого курса, если бы внезапно не увлекся моей скромной персоной. И тут у него внезапно проснулся и стимул, и интерес к учебе. Очевидно, он был одним из тех людей, кто, влюбляясь, готов был горы сдвинуть ради своей любимой. Вот только я к его чувствам была не слишком-то готова и в смене ландшафта, тем более таким радикальным способом, не нуждалась.
Наверное, многие мне могли бы позавидовать и сказать, что это счастье мне привалило незаслуженно. Петер был богат, знатен и довольно симпатичен. И почему он привязался именно ко мне, а не к одной из студенточек юрфака из благородной семьи, было непонятно. Нет, моя родословная тоже считалась хорошей, пусть и не безупречной, а я сама не могла пожаловаться на внешность и отсутствие интереса со стороны мужчин. Правда, интерес этот достаточно быстро угасал, когда выяснялось, что я особа скучная и приземленная и не гожусь в качестве объекта романического увлечения. Да и мне самой учиться нравилось гораздо больше, чем ходить на свидания. Ведь у меня была цель… нет, даже не так – Цель. Мне, Софии Вернер, не хотелось становиться почтенной домохозяйкой или одной из тех несчастных подельщиков, клепавших защитные и боевые артефакты для наших военных. Я мечтала стать независимым мастером, унаследовать дело деда и возродить былую славу семьи Вернеров как лучших артефакторов столицы. А это не так просто: для того чтобы стать независимым мастером, нужно было или много денег, или покровительство, а ни того ни другого у меня не было. Мой род переживал непростые времена.
Внезапно вспыхнувшая страсть Петера Шефнера мне была абсолютно не нужна и даже раздражала. На пару свиданий я с ним сходила, правда, надеясь, что после этого он отвалится от меня сам. Не отвалился. К середине второго курса я успела к нему привыкнуть и перестала всерьез воспринимать его заигрывания, тем более ничего грубого по отношению ко мне он себе не позволял, не считая одного-единственного украденного поцелуя на втором свидании. И поэтому, когда он в первый раз предложил мне свое сердце и руку, я была несколько к этому не готова. Но ответила твердым и принципиальным отказом.
Увидел ли он в этом вызов или воспринял как игру, но звать меня замуж после этого он стал регулярно. Я отшучивалась, обижалась, а однажды даже поставила ему невыполнимое условие, надеясь, что его это охладит. Дескать, сделай мне такой артефакт, какой я сама себе сделать не смогу. А ведь к тому времени у меня были весьма неплохие успехи в учебе, да и кое-какими семейными секретами я владела, так что превзойти мои поделки даже студентам старших курсов было непросто.
