Лиза, сидя на кровати, наполовину укрытая одеялом, рассерженно выдохнула и опустила прочитанное письмо на колени. Потом откинулась на спинку постели, посмотрела на внимательно вглядывающегося в нее мужа.
– Ну и что ты хочешь от меня услышать? – пожала плечами она.
– Я хочу знать, правда ли то, что пишет мне сестрица?
– Сестрица[1] у тебя страсть как прозорлива. Пошла гулять по Москве сплетня, а она и рада разнести ее еще дальше. Да хоть до Пскова, – явно не питая нежных чувств к золовке, ответила молодая женщина.
Потом поерзала, поудобнее пристраивая выпирающий живот. Недолго осталось. Даша – та уж отмучилась и теперь не нарадуется на свою дочурку. А ей вот еще около месяца дохаживать. Ну да ничего страшного. Не она первая, не она последняя. Если только ее не станут донимать разными глупостями!
Нет, понятно, что дыма без огня не бывает. И причина для подобных слухов и пересудов вроде как есть. Но только и того, что вроде как. Ведь на деле-то ничего не было. И уж кому, как не князю, знать доподлинно, что она была невинна. А потому и слышать от него подобные вопросы до крайности обидно.
Тем более когда это исходит от княгини Троекуровой. Сестра мужа невзлюбила невестку, и это еще мягко сказано. Несмотря на то что та находилась бог весть где, Елена всячески старалась ей насолить. Ну а как она могла это сделать? Правильно, в письмах к братцу. Они с сестрой были очень дружны.
А все из-за злопамятного характера молодой княгини. Впрочем, насчет молодости – это спорно, потому как той исполнилось тридцать три. Было дело, Елена Юрьевна хотела получить место товарки при супруге Николая, тогда еще цесаревне, Ксении. Да с легкой руки тетки царя Ирины Васильевны и, соответственно, Лизы осталась ни с чем. Великая княгиня справедливо рассудила, что та больно уж стара для окружения юной невестки. А воспитательница у Ксении уже была.
Портить кровь тетке Ирине у Елены кишка тонка. Вот и отыгрывается на жене брата. Сильно-то нагадить не получится, все же та не из простых. Но если исподволь, то отчего бы и нет. Особенно если гадость – как бы и не ее рук дело. Она что? Всего лишь передает гуляющий по Москве слух. И не более. Просто чтобы милый братец имел в виду, что до него может дойти эдакая сплетня.
– Лиза, это не ответ, – покачав головой, возразил князь.
– Да какого ответа ты от меня ждешь, Ваня?
– Правдивого.
– Правдивого?
– Да.
– Ладно. Тогда слушай. Да, я бегала тайком на гулянье в Стрелецкую слободу. И что? Это преступление?
– Далее сказывай, – набычившись, потребовал муж.
– Далее – я действительно увидела там стрельца по фамилии Карпов, и он мне впрямь понравился. Выспрашивала про него, вздыхала да охала по младости лет. Потому как забила себе голову разными бреднями из рыцарских романов. А уж когда он спас де Вержи от кабана, так и вовсе стала почитать его за героя.
– И?
– И все, – вновь пожала плечами Лиза. – Да мы, считай, больше и не виделись. Ну, может, раз или два, мельком да при большом стечении народа.
Она уже давно готовилась к этому разговору. Вот не могли слухи не дойти до мужа, и все тут. Опять же, и тетка советовала не врать. Чтобы окончательно не запутаться и не быть уличенной во лжи, нужно говорить правду и только правду. Ну разве что малость недоговаривать.
– Сестрица мне об ином пишет, – кивок на лист бумаги, лежащий поверх одеяла.
– Елена Юрьевна еще не то напишет, только бы разлад меж нами посеять, – фыркнула Лиза. – У самой-то с мужем не ладится. Он то и дело на сеновале со служанками озорует. Вот и льет помои. Да не смотри ты на меня так. Знаю, как ты ее любишь, и молчала всегда. Но тут уж она через край преступила.
– Ясно.
Вот так, обронил и с самым решительным видом обернулся к двери. Это еще что такое?! Несмотря на поздний срок и выпирающий живот, Лиза подскочила с постели и, прошлепав босыми ногами по полу, заступила Ивану путь к двери. При этом она двигалась столь стремительно, что едва не погасила свечи в канделябре. Не к месту мелькнула мысль, что уж давно пора бы обзавестись новомодными фонарями-карбидками.
– Ты куда собрался, Ваня? – эдак вкрадчиво буквально прошипела она.
– Переночую на мужской половине, – буркнул в ответ остановившийся Трубецкой.
Хм. Вообще-то разделение на мужскую и женскую половины у русской знати уже давно осталось в прошлом. Лишь за редким исключением, когда супруги сходились вместе только ради обзаведения потомством. Браки-то по большей части оговаривались родителями или являлись союзами меж двумя родами. Потому и случалось, что супруги волком друг на дружку глядели.
Однако это было редкостью. И каждый такой случай становился объектом пересудов и насмешек. Лиза никому не позволит выставлять себя на посмешище. И над мужем потешаться не даст. Потому как она жена боярина и князя, но не скомороха.
– Нет у нас мужской половины, – решительно рубанула Лиза. – И пока я жива, не будет. Опозорить меня решил? Ленка, змея подколодная, всякую дрянь пишет, а ты и веришь. Иль забыл нашу брачную ночь? А ну, живо под одеяло. Я, чай, не вдова в холодной постели спать.
– А все ли письмо ты прочла, женушка? Чай, там прописано и о том, что невинность девичью по силам вернуть любому лекарю. А уж Рудакову, коий почитается…
Х-хлесь!!! Щеку ожгло пощечиной, оборвав его на полуслове. Рука у Лизы оказалась тяжелой. На что Трубецкой был статен и крепок телом, а головой мотнул так, что позвонки едва не хрустнули.
– А ну, пшел вон отсюда, – разъяренно прошипела она. – Захотел мужскую половину? Будет тебе мужская половина. На вечные времена будет.
В последний раз боднув мужа яростным взглядом, Лиза решительно обошла его и направилась к постели. Двумя пальцами, как нечто мерзкое и грязное, подобрала все так же лежащее на постели письмо Троекуровой. Глянула недочитанный текст. Так и есть, о гадости этой эта змея написала, а не муж сам измыслил. Уронила листок на пол. Брезгливо передернула плечами и решительно залезла под одеяло, отвернувшись от мужа.
Иван с минуту простоял, понурившись, у двери, потом тяжко вздохнул и подошел к постели. Разделся, лег и попытался обнять жену. Но та только раздраженно дернула плечом, сбрасывая мужнину руку. И вторая, и третья попытки закончились так же.
– Лизонька, ладушка моя, ну… Ну прости ты меня, дурака. Но что мне было думать, кому верить? Появляется сначала этот Карпов и желает осесть на псковских землях. Следом гонец с требованием царя выдать государева преступника. И тут ты – вступаешься за него. Да еще как! Приходишь на совет и обращаешься прямо к боярам, убеждая их в том, что Пскову от этого беглого только польза великая будет. А потом это письмо.