Рус проснулся перед рассветом. По старой воинской привычке замер, прислушиваясь и старательно притворяясь спящим. Потом вспомнил, что этого уже не надо и неторопливо открыл глаза.
В открытом окошке было еще темно – только-только начало светать.
Юноша мягко выбрался из под руки безмятежно спящей Феодоры, теплой и такой по-домашнему уютной. Невольно промелькнуло в голове – он у себя дома, в городище, у них с Феодорой свой отгороженный угол в избе, и он вот также рано просыпается, а она, тепленькая, лежит на его плече! Аж сердце защемило странной истомой!
Тряхнув головой, чтобы прогнать прочь абсолютно нереальные видения – Феодора ну никак не вписывалась в избу! – он осторожно выбрался из под покрывала, поверх которого ночью, когда совсем уж похолодало, накидал все имеющиеся у них плащи, и один из которых он тут же накинул на себя, ежась от холода.
Босыми ногами быстро протопал по холодным доскам к двери, испытывая острую нужду – ночью горшком они так и не воспользовались.
Только взялся за засов, как вдруг услышал скрип чьей-то двери. Явно – капитана – больше ведь некому. Уверенные шаги решительно протопали мимо их каюты, направляясь в гальюн.
Рус терпеливо подождал. Лезть в кубрик и далеко и неудобно. А здесь – совсем рядом. К тому же, кроме капитана, туда больше некому заглянуть.
Дождался, когда капитан выйдет на палубу, и только после этого тихо выбрался в темный равномерно покачивающийся коридорчик и посетил тесный туалет. Облегчился, придерживаясь за стенку и тупо глядя в отверстие внизу на еле видимые буруны.
Вернулся в темную каюту. Открыл ставни, впуская свежий воздух и зарождающуюся зарю. Посмотрел на спящую девушку, лежащую на животе и тщательно прикрытую покрывалом и плащами.
Ночью, конечно, в темноте все девушки загадочно-прекрасны, а при свете дня их блеск меркнет. Но Феодора, как понял Рус еще в порту, не относилась к их числу и с утренним светом ее красота расцветала еще сильнее.
Время от времени поглядывая на спящую девушку он быстренько переоделся. И даже надел свои сапожки. Поверх туники снова накинул теплый плащ.
Потом вышел на прохладную покачивающуюся палубу.
Свежий утренний ветер гнал многочисленные облака над головой. Сам корабль то приподнимался, то неторопливо ухая вниз, зарывался носом в широкие волны, брызгами окатывая палубу. Розовеющий восток медленно боролся с сумерками. Но не смотря на то, что свет неумолимо побеждал тьму, все равно было как-то неуютно и тревожно.
Рус приветливо кивнул матросу, что стоял у руля, закутанный в плащ и просторный капюшон, потом помахал тому, что торчал на вершине мачты и, возможно высматривал пиратов, помахал негру, направлющемуся на корму с отхожим ведром, а также помахал Хориву, который развел в глиняной чаше огонь и пристраивал решетку. Матросам было скучно, а тут хоть какое-то разнообразие появилось, и они радостно махали в ответ.
Потом Рус энергично умылся, плескаясь водой из бочки, что стояла возле мачты.
Потом он, все еще придерживаясь от качки за леера и канаты, подошел к Хориву. Присел у мангала.
Хорив подогревал над огнем лепешки. Горячее прохладным утром – самое-то, – подумал Рус.
– Помощь нужна? – спросил он, невольно протягивая руки к огню.
Хорив только отрицательно покачал головой, равнодушно-сонно переворачивая лепешки на решетке.
– Твоя вышла, – вдруг произнес кок с легкой завистью.
И Рус тот час обернулся.
Феодора, ежившись и тщательно кутаясь в плащ, стояла возле дверей инсулы. Потом она неторопливо подошла к правому бортику, равнодушно глядя на близкий берег, еле различимый в сумраке.
– Давай, что готово, – произнес юноша, протягивая обе ладони в сторону Хорива.
Кашевар, отмахиваясь от мух, выхватил из стопки на палубе две деревянные тарелки. Протянул их Русу, который тут же их взял в обе руки. Потом Хорив скинул на них с решетки по две лепешки в каждую тарелку, потом положил по продолговатому куску мягкого белого сыра, потом достал из мешка два глиняных кувшинчика. Держа их за горлышки, застыл с протянутой рукой.
Рус озадаченно посмотрел на тарелки в своих руках.
– Ну, быстрее! – нетерпеливо поторопил его Хорив. – Лепешки подгорят. Сам их будешь есть.
И Рус, решительно поднявшись, тут же положил одну тарелку на другую, схватил кувшинчики и быстренько направился к бочке, стараясь успеть, пока судно неторопливо приподнималось – обе руки у юноши были заняты и он побоялся, что если корабль вдруг начнет падать на волне, ухватиться он ни за что не сможет.
Здесь, у мачты Рус быстренько положил тарелки на крышку соседней бочки – она была с яблоками, сейчас уже наполовину пустая. Утопил один из кувшинчиков в бочке с водой. Дождался, когда бульканье прекратится. Взял верхнюю тарелку из стопки и направился к Феодоре, чувствуя себя на палубе уже немного увереннее.
– Рано вышла, – прошептал ей Рус, протягивая кувшинчик и тарелку.
Девушка равнодушно взяла вкусно-пахнущий хлебец, аккуратно, боясь обжечь губы, надкусила. А Рус направился к бочке за своим завтраком.
Наполнив свой кувшинчик холодной водой, Рус неторопливо вернулся к девушке, специально стараясь при качке не хвататься за предметы, и к его радости у него что-то уже начало получаться.
Встал рядом с девушкой, держа в одной руке деревянную тарелку, а в другой – кувшинчик. Колени он слегка согнул и теперь, когда корабль падал вниз или поднимался вверх, юноша только слегка приседал.
Они равнодушно смотрели на берег, на еле видимое в утреннем сумраке селение, и молча жевали горячие лепешки, заедая их мягким сочным сыром и запивая холодной водой, разбавленной вином.
Оба были еще сонные, оба кутались в плащи, оба зевали, и говорить им совершенно не хотелось.
Серый сумрак, окутавший мир, казался неприветливым и откровенно враждебным. И Рус поймал себя на мысли, что если бы сейчас на них напало гигантское морское чудовище, он бы этому совершенно не удивился.
Вдруг солнце стремительно вылетело из-за горизонта, мгновенной вспышкой окрасив весь мир в яркие добрые тона.
Рус непроизвольно вздрогнул, замерев с откушенной горячей лепешкой.
Яркие лучи, отражаясь от синего-синего моря, ласково погладили маленькие белые бурунчики, вздернутые мелкой волной, и мягко рассыпались по всей поверхности Средиземного моря, весело убегая в бесконечную даль.
Солнце быстро нагревало палубу, но плащи снимать пока что не хотелось.
Откусив сыр и запив его холодной водой, Рус неторопливо пережевывал свой завтрак, лениво глядя на далекий берег.
А там, вдали, виднелись жилые здания и невысокий деревянный маячок – они явно проплывали мимо какого-то порта.
– Сейчас поедим, – меланхолично произнесла Феодора, медленно прожевывая лепешку, – и я тебе дам.
