– Слава богу, Филлис уехала, – доверительно сообщила Нетти моей тетушке Кэти. – Я чуть не умерла. Еле-еле с ней поздоровалась.
– Я заметила, что ты ее избегаешь. Что случилось?
– А ты не знаешь?
– Не знаешь чего? Что-то с сестрой?
– Дело не в Филлис, хотя мне за нее страшно. Она вообще ничего тебе не сказала? Наверное, сама себе не хочет признаться…
– Нетти, – Кэти потеряла терпение, – просто скажи, что ты имеешь в виду.
– Я не уверена, что имею право. Может быть, мне не стоило даже заговаривать с тобой… – Последовала пауза. Она явно что-то знала. Наверняка какие-нибудь сенсационные новости. – Дело в твоем племяннике, Дэвиде.
Нетти – моя троюродная тетя, двоюродная сестра моей матери, Филлис. Долгие месяцы она наблюдала за моей жизнью втихаря, но сейчас, на похоронах бабушки, не выдержала. Она впервые столкнулась с моей семьей лицом к лицу с тех пор, как это началось.
Несколько лет назад всего этого бы не произошло. Новости о мальчиках Чичирелли всегда передавала моя мать, и без ее вмешательства троюродные родственники, вроде нас с Нетти, разве что вежливо здоровались бы на случайных свадьбах. Но теперь Нетти знала – из первых рук и в душераздирающих подробностях – все беды и тревоги детей своей сестры.
– Что с Дэвидом?
Нетти прошептала, распахнув глаза:
– Он сбежал из дома и теперь шатается по стране автостопом в компании… аманитской[1] девушки.
– Что? – Визг Кэти взвился над похоронным залом.
Нетти, почувствовав сладостное облегчение от признания, продолжила:
– Он совсем вымотался, бросил работу и отправился на запад. Отец умолял его вернуться, пытался подкупить, даже приносил горячую еду прямо на шоссе, но Дэйв ничего не слушал. Это ужасно.
– И куда он, интересно, направляется?
– Он не говорит, но в последний раз он был у пенсильванских немцев. Он прошел всю дорогу туда, чтобы… обмотать туалетной бумагой дом амишей! И даже лошадь с тележкой! Бедная лошадь…
– Я слышал, что так поступают в шестнадцать лет, – муж Нетти внезапно возник из ниоткуда, – но в двадцать шесть?! Крайне инфантильно. Крайне.
– Дэвида даже арестовали! Они аманиты, поэтому его обвинили в религиозной нетерпимости! А теперь он убежал с их девчонкой, и дружки за него радуются. Можете в это поверить?!
– Я в шоке, – сказала тетя Кэти, – где, бога ради, ты это услышала?
– Я читала это все на Фейсбуке.
Компьютер и телефон ожили одновременно.
>От кого: [email protected]
>Тема: FW: Дегустация вина и сыра – Приглашение выставка-R3
>Мы не можем принять представленные фотографии. Фотографии могут изображать потребителя, держащего бокал с вином в руках, потребителя, наливающего вино гостю (но не себе!), или вино, стоящее на столе. Ни в коем случае на них не может быть потребителя, который пьет вино. Наши рекламные материалы не должны создавать впечатление, что мы пропагандируем употребление алкоголя.
Я начал писать ответ: «Тогда, может, прекратите продавать вино в пятилитровых пакетах?»
Но, конечно же, я не нажал «Отправить». Я никогда этого не делал.
– Привет, Дэйв, – Кристина, менеджер проекта, заглянула к художникам. На ней был тонкий серый жакет, а лямка сумочки еле-еле держалась на плече. Типичная нью-йоркская осенняя мода. – Хотела убедиться, что ты еще здесь. Получил письмо?
– То, которое ты отправила… – я глянул на время отправки сообщения, – сорок семь секунд назад?
– Да, нам нужно отправить приглашения как можно скорее, поэтому было бы круто, если бы ты прислал мне новые картинки до вечера. Надо просто заменить фотки.
– Я так и думал, что юристы возразят. Но ведь она не пьет вино! Бокал просто касается ее губ. Это очень… выразительно.
– Да, конечно. Но у нас мало времени. Давай сделаем все как надо?
– Конечно. Но на это потребуется какое-то время. Подождешь до завтра?
– Ну… до выставки восемь дней, а нам опять нужно получать согласование у юристов, – она накрыла мою ладонь своей, – я буду очень благодарна.
Я напрягся. За пять лет работы в индустрии, полной красивых девушек, у меня, как у собаки Павлова, развился рефлекс на кокетливые жесты.
– Ладно уж, сделаю, – проворчал я.
– Ты лучше всех! С меня коробка вина.
– Немного же мне платят за переработки.
Кристина рассмеялась и убежала, а я крутанулся на стуле обратно к экрану и открыл файл приглашения. Посмотрел на него. Я им гордился, но какое это имеет значение? Еще один хороший дизайн и еще один вечер, принесенный в жертву юридическому отделу.
Я все понимаю. Никто не будет платить тебе только за ту работу, которая тебе нравится. Я оказываю услуги клиенту и обязан вносить поправки. Но все равно обидно, когда твою работу выбрасывают просто так. Перефразируя классика рекламы Дэвида Огилви, если клиент что-то меняет, я впадаю в ярость, так как натерпелся, создавая этот дизайн, и каждый штрих в нем оправдан[2].
Мне нужно было прийти в себя. Поэтому я вышел из отдела дизайна в большой зал, разгороженный на множество ячеек. В целом Handler PR похож на любой другой офис – флуоресцентные лампы, белые стены, серое ковровое покрытие. Но каждое отдельное рабочее место представляет собой коллаж из продукции наших клиентов. От коллекционных фигурок супергероев до классного виски и фасованных булочек (честно говоря, это абсолютно точная история развития моих пороков).
Пиар – очень интересное занятие, и он чуть-чуть посложнее рекламы, хоть это и смежное поле деятельности. Все дают рекламу, потому что потребители ее замечают. Телепередача или статья прерываются, и бренд получает возможность нести благую весть о самом себе. Пиар не так груб. Вместо того чтобы прерывать шоу, он заставляет само шоу рассказывать о вашем бренде. Рубрика о подарках в ежедневной передаче, чек на гигантскую сумму в новостях, знаменитость, засветившаяся на спонсируемом событии, – это все работа пиар-агентства, которое делает своих клиентов «интересными» для потребителей. При хорошей работе «независимые СМИ», привлеченные пиаром, дешевле «купленных СМИ», сделанных рекламой. Люди доверяют тем, кто не заинтересован в результате. «Есть разница, – уверяет наша собственная презентация, – между заявлением „Я хорошо целуюсь“ и сообщением бывшей подружки „Ох, он так круто целуется!“».