1997 год
Раз, два, три, четыре, пять.
Мы решили поиграть.
Но не знаем, как нам быть.
Не хотел никто водить!
На тебя укажем мы:
Это верно будешь ты!
Считалочка рассчитана на пятерых, но мальчик не знал другого стишка, а считать до одиннадцати, исходя из количества участвующих, ему не захотелось; или он не умел, кто знает, ведь ему всего семь, как и большинству других детей.
Поочередно указывая пальчиком на каждого из друзей, он выбирал того, кто будет водить на этот раз, не исключая и себя.
На слове «ты» он указал на мальчишку в очках и с волосами, остриженными под горшок.
– Миша, так не честно! – начал он. – Я сегодня уже водил!
– Это было утром, а уже другая игра!
– А я не проигрывал. Не хочу я водить. Сам води, понял? – не унимался мальчик в очках. – Не хочу! Не хочу! Не хочу! Считай заново!
Так вышло, что водой на этот раз стал сам Миша. Такая вот ирония. Но ни он, ни остальные дети не грустили от этого. Это же игра. Все дружно залились веселым смехом, тыча маленькими пальчиками в Мишу, хохоча и приговаривая: «Кто спорил, тот проспорил, кто спорил, тот проспорил!»
– Я тебя первым найду, вот увидишь! – слегка надув губки, пробубнил Миша, указывая на Вадика – того самого мальчика в очках и с прической в виде горшка.
День стоял великолепный: ни дуновения ветра, ни тучки на ясном голубом небе. Солнце висело высоко в зените, безжалостно припекая макушки бегающих туда-сюда по внутреннему дворику санатория детишек. Любой взрослый начал бы жаловаться на несносную жару, а ведь сезон только начался – середина июня. Где такое видано, чтобы лето, едва успев выскочить на новый календарный лист, уже жгло так, словно на дворе август?
Но детям жара нисколько не мешала. Всем известно, что дети любят солнце. Даже обливаясь по́том и задыхаясь от беготни, ни один из них не предложит передохнуть и подождать до вечера, якобы, видите ли, слишком жарко. Каждый пользуется теплыми деньками на все сто процентов.
– Раз, два, три…
Миша начал считать, а это означает, что всем участвующим в игре нужно как можно скорее найти укромное местечко и спрятаться. Желательно недалеко, чтобы неожиданно выскочить из укрытия, подбежать к дереву и «застучать» себя.
– Четыре, пять, шесть…
Остальные девять мальчиков и девочек вмиг рассыпались по территории: кто в кусты, кто за дерево, кто в избушку на курьих ножках – такие в каждом детском лагере, санатории или парке устанавливают, собирая их из бревен, прямо как в сказке про Бабу-ягу. Но Вадик никак не мог определиться, где же ему спрятаться, а все самые хорошие места уже заняли. Он совсем не хотел быть обнаруженным первым, ведь в таком случае в следующей игре ему придется самому водить.
– Семь, восемь, девять…
Не дожидаясь последнего слова «десять», Вадик сорвался с места и что было сил помчался прочь.
– …десять! Раз, два, три, четыре, пять, я иду искать! Кто не спрятался, я не виноват! – обернулся и прокричал Миша, пристальным взглядом оценивая ситуацию во дворе. Он выискивал движения листьев, колышущихся не ветром, а кем-нибудь из друзей, спрятавшихся под кустом, высматривал выглядывающие из-за деревьев «флажки» – футболки да маечки, развевающиеся на ветру. Детишки знают свое дело, и никто так просто себя не выдаст.
Но у Миши зоркий глаз.
– Стуки-стуки, вижу Таню за деревом, – радостно воскликнул он и залился звонким смехом.
Подружка, огорченно вздыхая, вышла из укрытия, прошлепала к пеньку, присела, подперла голову ладошками и стала наблюдать за продолжением игры. Она знает, что в следующем кону, когда обнаружатся остальные участники, станет водой. Никому не нравится водить. Все любят прятаться. И ей оттого грустно.
Вадик все бежал, не зная, что от участи искателя его уже освободили. Он забежал в здание и по ступенькам поднялся на третий этаж. Он не знал, что туда детям нельзя, последний этаж не оборудован совсем, не обустроен. Никто туда не ходил, насколько он помнит, а значит, это отличное место, чтобы спрятаться. Искать там не станут, и это здорово, думал Вадик. Он лишь не хотел, чтобы его нашли. Хотел быть последним. Хотел выиграть.
Знал бы Вадик заранее, что его главное желание сбудется, и вовсе не затевал бы эту игру.
Он вошел в пыльный коридор. Паутина, свисающая с потолка и стен, налипла на его лицо. Но он же не трус, не боится мелких паучков. Легко смахнул ее тоненькой ручонкой и побежал дальше.
Единственная приоткрытая дверь, почти в самом конце коридора, среди множества остальных, закрытых, привлекла его внимание. Тонкая струйка света сочилась в щелку, разбивая стройный ряд летающих воздухе пылинок, переполошившихся внезапным появлением мальчика. Расползалась стрелой по полу и тянулась к стене напротив.
– Здесь меня точно не найдут! – с ехидцей проговорил Вадик, потирая ладошки.
Он заглянул в погруженную в полумрак комнату: пустая пыльная тумба с открытой дверцей у дальней стены, справа одинокая кровать с обшарпанным деревянным изголовьем, без матраса, с ржавой провисающей сеткой. И детский стульчик. Единственное окно посредине завешено плотной тканью, только верхушка была открыта, впуская частичку дневного света в помещение.
Ничего зловещего Вадик в интерьере комнаты не увидел. Он не трус, а бояться здесь некого. И ступил на порог. Напоследок бросив через плечо быстрый взгляд на пройденный путь, он вошел в комнату и плотно прикрыл за собой дверь.
– Никто меня не найдет!
Замок гулко щелкнул.
И больше не открылся.
***
Только вечером персонал санатория заметил пустующее место за столом в столовой. Нетронутая гречневая каша с кусочком растаявшего масла, ломтик белого хлеба и стакан компота из сушек тоскливо дожидались Вадика, так и не явившегося на ужин.
Сперва это не вызвало особых подозрений, но уже спустя полчаса были подняты на уши все работники санатория и его управляющая Валентина Федоровна Синицына. Это была молодая девушка двадцати шести лет, получившая здание от отца. Она ничего не смыслила в управлении подобного рода заведениями и не имела ни малейшего понятия, как следует себя вести при исчезновении ребенка.
Что бы это могло значить? Куда он подевался? Убежал? Спрятался? А если он поранился где-нибудь, сидит плачет и не может позвать на помощь?
На потоке этого года детей было совсем немного. Всего двадцать три ребенка. Двенадцать из которых поступили из детского дома по договоренности сторон. «Это хорошая возможность изменить обыденную обстановку для детей, обзавестись новыми друзьями, развеяться и отдохнуть, как на курорте», – в этих и в многих прочих аргументах рассыпалась молодая управляющая санатория, уговаривая директора детского приюта дать ей возможность устроить незабываемое лето сироткам, не видывавшим доселе ничего, кроме стен их привычного дома. На собственные средства, конечно же. Ни за что платить ему не пришлось бы. Ей нужны лишь довольные и счастливые детки, о которых можно было бы написать в газете, приложив к статье об успешном открытии санатория несколько черно-белых снимков с улыбающимися, перемазанными шоколадом или сливками физиономиями юных дарований подрастающего поколения.
