Пролог
Позади часовни стояла компания парней. Я пришла со стороны озера, и никто из них не заметил меня, пока я не приблизилась к ним вплотную. В слабом свете, падавшем из освещенной церкви, их лица на фоне черных фраков казались бледными, как у привидений. Те самые ублюдки, и у всех как на подбор королевские имена: Эрик, Густав, Оскар, Магнус, да еще Хенрик Шернберг, самодовольный бойфренд моей сестры.
Первым меня заметил Хенрик. Должно быть, я напугала его – по крайней мере, вид у него был испуганный, когда он спросил, какого черта мне тут нужно. Некоторое время я стояла, уставившись на него, а потом расхохоталась.
– Чего ты ржешь? – спросил он. – Что с тобой не так, черт подери?
Я не ответила, потому что не знала – ни чему я смеюсь, ни что со мной не так.
– Иди потанцуй, дурочка, – сказал Эрик. – Покружись в вальсе и все такое.
– Мой кавалер исчез, – ответила я.
Стоило мне произнести эти слова, как настроение у меня сразу переменилось – я почувствовала, как подступили слезы. Поль уже давно куда-то подевался, а оставаться на осеннем балу без него я не видела никакого смысла. Он пообещал мне станцевать со мной первый и последний танец, и оркестр в спортивном зале вот-вот заиграет финальную мелодию. Может быть, уже заиграл. Не знаю, почему меня все это так расстроило – я особо не переживаю по поводу того, с кем мне танцевать и по поводу танцев вообще, но тут все дело в Поле.
– Посмотри у него в комнате, – посоветовал Эрик. – Он, наверное, перебрал.
Я ответила, что его там нет.
– Но здесь его тоже точно нет, – буркнул Хенрик. – Так что поищи в другом месте.
Однако я так и осталась стоять, поскольку не могла придумать, где еще искать. У озера и у Плакучей Ивы я уже побывала, и в Тальуддене было пусто. Эта скамейка у семейных склепов оставалась моей последней надеждой.
– Что с тобой? – спросил Хенрик, когда я покачнулась.
– Голова… закружилась, – пробормотала я и протянула руку, чтобы опереться о могильный камень. Но я неверно оценила расстояние и рухнула. Уже лежа на земле, я заметила розу – под цвет моего платья, которую Поль вставил в нагрудный карман своего фрака.
– Поль был здесь, – заявила я, показывая парням желтую розу.
– Ты о чем? – спросил Хенрик. – Да не видели мы твоего бойфренда!
Примерно с этого момента наши версии произошедшего расходятся.
1
Чарли попыталась найти удобное положение в кресле с откинутой спинкой. Слева наискосок от нее сидела Эва – психолог.
Эва только что озвучила правила их беседы. Важно соблюдать время начала и конца сессии, важно открыто говорить, если что-то не нравится, важно помнить, что все сказанное, разумеется, останется в этих стенах.
Эва говорила дружелюбным тоном, однако по ее взгляду легко было догадаться, что она может проявить и строгость, если это потребуется. Чарли зарнее погуглила и знала, что Эва – член союза психологов и имеет за плечами пятнадцатилетний профессиональный опыт. Первое требование, которое выдвинула Чарли, когда Чалле заставил ее пройти курс психотерапии, – чтобы ей дали человека образованного, а не самодовольного болвана, прошедшего восьминедельный курс личностного роста. Тратить время на того, кто будет говорить банальности или травить байки из собственной жизни, она не собиралась. С огромным удовольствием она вообще не пошла бы ни на какую терапию, поэтому под любым предлогом откладывала первую встречу. Чарли всеми силами пыталась показать Чалле, что с ней все в порядке, что она держит ситуацию под контролем и в состоянии справляться с работой, однако после событий прошедшего лета начальник ей не доверял.
И вот теперь она сидела в этом странном кресле в приемной Эвы. За окнами пестрели на гигантском дубе желтые и оранжевые листья, дождь узкими полосками струился по стеклам.
– Расскажи, Чарлин, – начала Эва, – что заставило тебя прийти сюда?
– Можешь называть меня Чарли.
– Что заставило тебя прийти сюда, Чарли?
– Это все из-за моего начальника. Он выставил ультиматум. Считает, что мне нужна помощь.
– Вот как… – Эва бросила на нее внимательный взгляд, и Чарли подумала, что собеседница мысленно делает отметку «неадекватная самооценка». – А ты с этим согласна?
– Что мне нужна помощь?
– Да.
– Ну, наверное, нужна, но я здесь только потому, что хочу сохранить работу, а сама вряд ли бы пришла.
– Не могла бы ты рассказать о себе в общих чертах? Я знаю, кем ты работаешь, но мало что сверх того.
– А что еще тебе важно узнать? – спросила Чарли.
Эва улыбнулась и ответила, что человек – это гораздо больше, чем его работа. Может быть, она опишет, кто она такая – в более широком смысле.
– Само собой, – ответила Чарли. – Я люблю…
Она запнулась. А что она, собственно говоря, любит? Читать, пить, быть одной. Сейчас ей не приходило в голову ничего более оптимистичного.
– Я люблю читать…
Видя, что Эва ожидает продолжения, она хотела добавить, что любит тренироваться, но с какой стати врать?
– Раньше тебе доводилось обращаться к психиатру? – спросила Эва после паузы.
– Да, несколько сеансов во взрослом возрасте и длительный период психотерапии в подростковые годы. Моя мама умерла, когда мне было четырнадцать лет.
– Тяжело терять родителей в таком возрасте.
Чарли кивнула.
– А твоя отец?
– Неизвестен.
– Понимаю. Какие у тебя были отношения с мамой?
– Очень… – Чарли снова запнулась, не зная, что сказать. Сложные? Запутанные? – Мама была человеком необычным.
– В каком смысле?
– Она была не такая, как другие мамы. Можно сказать, я прилагаю большие усилия, чтобы не стать такой, как она.
– Это естественно, – проговорила Эва, – когда не хочется повторять ошибки родителей. Но, когда ты стараешься не походить на свою маму, ты все равно ведешь отсчет от нее. Пожалуй, только когда начнешь действовать независимо от того, какой она была, почувствуешь себя полностью свободной.
– Разумеется.
– К этому мы еще вернемся. Но сначала мне хотелось бы, чтобы ты рассказала, почему твой начальник поставил такой ультиматум – обязал тебя пройти курс психотерапии.
