Мысль написать о студенческих корпорациях Латвии возникла у меня в середине 2000-х годов. Постепенно собирался материал, и вот, как кажется, сложился образ темы. Тем не менее было и остается немало вопросов и сомнений. Во-первых, как описывать сообщество, не очень стремящееся к популяризации себя? В рассказе замечательного английского писателя П.Д. Вудхауза полицейского, осмелившегося зайти в клуб «Дроунс», мирно трапезничающие джентльмены закидывают булочками. Неважно, что он гнался за нарушителем общественного спокойствия: в английский клуб можно войти, только если ты – знакомый и гость одного из его членов. Тут действуют законы privacy, частного, практически семейного пространства, и заодно возникает известная дилемма: если ты принадлежишь к сообществу – описывать многие вещи не можешь, не имеешь права, если же можешь писать – значит, не принадлежишь, не допущен к знанию внутренней жизни. Всякая корпорация, как и семья, как и клуб, – своеобразная «крепость».
Корпорации – во многом закрытые, не пропагандирующие себя организации, не стремящиеся сильно расширить свои ряды (хотя существуют и большие корпорации, численность которых исчисляется сотнями членов). Здесь формируется своеобразный стиль жизни и форма взаимоотношений, которые должен принять вступающий в них студент. Здесь существуют писаные и неписаные законы, царит твердая иерархия, имеются и хранятся свои «семейные тайны», о которых вне своего круга корпоранты говорить не любят. Все, что происходит и делается в корпорации, не выносится за ее пределы. Хотя сейчас, конечно, эпоха интернета и жизнь становится более открытой («Такой термин, как PR, нам тоже хорошо знаком», – признался мне сениор одной из корпораций). Тем не менее, как и в любой семье, кое-что остается недосказанным. Все мероприятия корпорации делятся на «внешние» (externan) и «внутренние» (internan), и существует общий для всех корпораций запрет на разглашение внутренней жизни.
Собрание корпорантов в конвент-квартире. Рига, середина 1930-х гг.
При изучении корпораций возникают трудности, похожие на те, с которыми сталкиваются этнографы при работе среди относительно изолированных сообществ, или среди этнических сообществ, чья культура, общественное устройство и жизнь значительно отличаются от их собственных. Среди прочего тут речь идет об известной ситуации, когда «знающий – не говорит, говорящий – не знает». Однако трудности, возникающие при этнографическом описании, помогают многое понять, во многом разобраться, – как в том, что мы изучаем, так и в нас самих. Чтобы продвигаться вперед, этнографу, как и канатоходцу, нужен хороший баланс. Что же касается содержания, то кое-что в жизни корпораций для меня – как и должно быть – осталось тайной, и я не стремлюсь это преодолеть, ведь известно: тайну нельзя раскрыть, можно только ликвидировать. Итак, пусть многое о корпорациях и корпорантах нам будет известно, но пусть что-то остается за завесой приватности, не будем пытаться снять все покровы.
Настоящая работа написана благодаря благосклонности, любезности и заинтересованному вниманию моих собеседников – как членов различных студенческих корпораций Латвии, так и тех, кто просто кое-что знает об этой теме, но сам не входит в подобные организации. Я глубоко признательна моим собеседникам – Эйжену Упманису, Дмитрию Трофимову, Владимиру Войцеховскому, Николаю Путилину, Светлане Францман, Леониду Осипову, Маргарите Салтупе, Татьяне Павеле, Татьяне Фейгман, Мирдзе Рошонок, Анне Волковой (Волощук), Надежде Семеновой, Юрису Уртансу, Валтерсу Щербинскису, Гунтису Земитису, Юрию Абызову, Борису Инфантьеву, Борису Равдину за интересные рассказы, беседы, совместные размышления, сделанные уточнения к тексту настоящей книги.
Один из непростых вопросов, связанных с темой студенческих корпораций, был поставлен замечательным знатоком русской культуры Латвии, литератором и публицистом Юрием Ивановичем Абызовым в виде дарственной надписи на книге об одной из русских корпораций – Ruthenia[1]: «Согласуется ли это с фольклористикой и этнографией?» Зная о моей профессии и специальности и исходя из «традиционного» представления о том, чем занимается этнография, Юрий Иванович предполагал, что эта тема не должна бы входить в круг моих интересов. В ходе наших бесед в 1990-х и первой половине 2000-х гг. я узнала много интересных подробностей о русской культурной жизньи Латвии и других балтийских республик. Некоторые темы – в частности, деятельность И. Фридриха и А. Заволоко – оказались непосредственно связанными с фольклористикой и этнографией, однако тема студенческих корпораций, казалось бы, не относилась к ним. Тем не менее немалый интерес студенческие корпорации представляют и для этнографа, этнолога, культурного или социального антрополога. Речь идет об определенном стиле жизни, выработанном корпорантами и наследуемом «поколениями» (цойтусами) их членов, о функционировании в их среде альбомов, песен, обычаев, о своеобразном участии корпорантов в национальных праздниках Латвии, о корпорациях и балтийских этнических культурах.
Главным образом я обратилась к русским студенческим корпорациям Латвии, в основном на их материале написана настоящая работа. Однако особенность корпорантской идентичности такова, что между латышскими, эстонскими, немецкими, русскими и прочими организациями наблюдается гораздо больше сходств, чем различий. Наиболее правильной «рамкой» описания, по-видимому, тут является культурно-региональная: речь идет о балтийских (остзейских) корпорациях. В определенной мере они сходны с германскими Burschenshaften и Landsmanschaften, но имеют ряд отличий. Еще больше они отличаются от академических корпораций других европейских стран и США (как и балтийские корпорации, часто называемых Fraternitas), хотя некоторые признаки все же остаются общими.
Русский читатель знаком с образом корпоранта, скорее всего, по художественной литературе и публицистике. Тут можно вспомнить труды Стефана Цвейга («Вчерашний мир»), Генриха Манна, Томаса Манна («Будденброки», где описываются трепетные чувства фукса Дидериха, когда ему поручили прислуживать авторитетному буршу Вибелю из корпорации Neue Teutonia).
Образ корпоранта представлен и в латышской художественной литературе – фрагментарно и довольно саркастически в произведениях Андрея Упита (Andrejs Upīts, (1877–1970), в трилогии «Робежниеки» (1908–1921), повествующей о латышском крестьянстве, о кардинальных социальных преобразованиях и расслоении патриархальной семьи, и о формировании буржуазной городской интеллигенции и ее культуры; в серии сатирических рассказов, где описываются разные социальные классы 1920 –1930-х гг. в Латвии), а позднее – в романе Анны Саксе (1905–1981) «Искры в ночи» о жизни интеллигенции в межвоенной Латвии
