Илья Зданевич, Е. В. Баснер - Футуризм и всёчество. 1912–1914. Том 1. Выступления, статьи, манифесты

Футуризм и всёчество. 1912–1914. Том 1. Выступления, статьи, манифесты
Название: Футуризм и всёчество. 1912–1914. Том 1. Выступления, статьи, манифесты
Авторы:
Жанры: Критика | Контркультура | Документальная литература
Серии: Нет данных
ISBN: Нет данных
Год: Не установлен
О чем книга "Футуризм и всёчество. 1912–1914. Том 1. Выступления, статьи, манифесты"
Благодаря талантливому и опытному изображению пейзажей хочется остаться с ними как можно дольше! Смысл книги — раскрыть смысл происходящего вокруг нас; это поможет автору глубже погрузиться во все вопросы над которыми стоит задуматься... Загадка лежит на поверхности, а вот ключ к развязке ускользает с появлением все новых и новых деталей. Благодаря динамичному сюжету книга держит читателя в напряжении от начала до конца: читать интересно уже после первой главы!

Бесплатно читать онлайн Футуризм и всёчество. 1912–1914. Том 1. Выступления, статьи, манифесты


Илья Зданевич. 1911 год


Составление, подготовка текстов и комментарии Е.В. Баснер, А.В. Крусанова и Г.А. Марушиной, общая редакция А. В. Крусанова


Издательство благодарит Государственный Русский музей, Режиса Гейро, Франсуа Мере и Владимира Полякова за предоставление иллюстраций для этого издания



© И. Зданевич, наследники,2014

© Государственный русский музей, 2014

© Е. Баснер, А. Крусанов, Г. Марушина, составление, подготовка текстов и комментарии, 2014

© Книгоиздательство «Гилея», 2014

От составителей

Основной корпус публикуемых здесь материалов хранится в Отделе рукописей Государственного Русского музея[1] и связан с кратким, но, безусловно, самым ярким периодом деятельности Ильи Зданевича. В начале 1910-х гг. он находился в центре событий, связанных с первым кульминационным взлётом авангардного движения, и его незаурядность, творческая одарённость в сочетании с юным задором и бойцовским характером оказались востребованы самим историческим моментом.

Зданевич принадлежал к натурам, преображавшим повседневную реальность в подобие непрестанно разворачивающейся игровой коллизии, в которую вовлекал всех окружающих. Кроме того, у него было одно громадное преимущество перед всеми прочими новаторами этой эпохи, стремившимися вырваться за привычные рамки традиционного искусства: в отличие от них он не был скован никакими формальными, пластическими – вообще, «материальными» – средствами самовыражения. Его фантазию и азарт не связывали ни формат живописного холста, ни структура стихосложения. Он мог творить и созидать в той области, где материалом для него служили лишь собственные представления о живописи, поэзии, а также об истории, психологии, философии, о естественных науках. Илья Зданевич с самого начала выступил как идеолог новейшего искусства. Он чувствовал совершенную свободу на избранном им поприще, и это состояние внутренней раскрепощённости, вседозволенности, которое невозможно ни имитировать, ни симулировать, скорее всего, и привлекало к нему тех, для кого свобода самовыражения становилась в этот момент основополагающим и непременным условием творчества, – Ларионова и Гончарову в первую очередь.

Здесь, конечно, сыграло свою роль обстоятельство, о котором мы прекрасно знаем, но забываем: ко времени его первых выступлений ему ещё не исполнилось и восемнадцати лет (он родился в апреле 1894 г.). Известного нам сегодня «позднего» Зданевича – автора заумных пьес и писателя-романиста[2] от этого времени отделяет лишь несколько лет.

В литературе, посвящённой истории и теории авангарда в России, часто повторяется мысль о том, что в российском футуристическом движении единого лидера (и даже единого коллективного лидерства) не образовалось – в отличие от футуризма итальянского, обязанного своим рождением творческой энергии и воле одного человека – Филиппо Томмазо Маринетти. Однако на эту роль – особенно постфактум – претендовали многие. Притязания Ильи Зданевича в этом смысле оказывались, может быть, более мотивированными, чем у большинства его единомышленников, или соперников, или конкурентов – что в данном случае почти одно и то же.

И дело, конечно же, не только и не столько в том, что он едва ли не самым первым имел возможность познакомиться с футуристическими воззваниями, что называется, из первых рук, в оригинале (перевод опубликованного в «Фигаро» манифеста футуристов сделал по его просьбе его отец М.А. Зданевич). Гораздо важнее то, что Зданевич первым принял и идеологию, и мифологию, и все основные постулаты и лозунги футуризма, его лексику и риторику – принял дословно, без каких-либо существенных поправок и купюр. Он же первым и со всей решимостью объявил себя футуристом уже в январе 1912 г., когда и Давид Бур люк, впоследствии признанный «отцом российского футуризма», и Николай Кульбин, обрётший в следующих поколениях титул его «дедушки», ещё только прислушивались к звучанию этого слова.

«В то время я мечтал только о том, чтобы распространять вокруг себя идеи футуризма, – признавался Зданевич уже в 1962 г. в письме к итальянскому художнику-футуристу, сподвижнику Маринетти, Арденго Соффичи. – Это произошло в Троицком театре, на собрании в честь вновь образованного “Союза молодёжи”, 18 января 1912 (по юлианскому календарю) – тому пятьдесят лет – я выступил с декларацией. На следующий же день все группировки, все направления, все молодёжные школы стали исповедовать футуризм. Всем им не хватало одного ключевого слова, чтобы объединиться против искусства сегодняшнего дня. Мне удалось найти и внедрить в умы это слово: футуризм. С непостижимой быстротой это иностранное слово получило в России право на существование»[3].

Зданевич действительно оказался в этот момент не просто участником событий, сделавших самое слово «футуризм» необычайно популярным, а вслед за тем и расхожим, но их вдохновителем и зачинателем. В черновиках одного из своих докладов он вскоре напишет: «Я говорю не как лицо из публики, не как критик, – я говорю как мастер, первым проповедовавший в России футуризм, я говорю как борбарь за перестроенную жизнь и путник к верховьям умноженного человека»[4].

Сохранившееся навсегда в памяти Зданевича его первое публичное выступление состоялось действительно, как он и пишет полвека спустя, 18 января 1912 г. в Троицком театре в Петербурге, на диспуте, организованном «Союзом молодёжи» и сопровождавшем чтение реферата С.П. Боброва «Основы новой русской живописи (Русский пуризм)». Этот художественный вечер был не таким скандальным, какими будут последующие московские диспуты «Бубнового валета», он вызвал меньший резонанс в прессе и художественных кругах. Тем не менее именно «Союз молодёжи» впервые использовал подобную форму пропаганды нового искусства, активно подхваченную другими группировками.

На диспут, как вспоминал Зданевич[5], они отправились сообща вместе с братом Кириллом и Михаилом Ле-Дантю. Выступление Зданевича, о котором мы имеем представление благодаря газетным репортажам, дошло до нас хоть и в окарикатуренном, но вполне узнаваемом виде. Зданевич, охарактеризованный в одной из заметок как «юный “футурист”, весьма пылкий, но, по-видимому, мало осведомлённый в живописи и в искусстве»[6], произнёс развёрнутую (это заметно даже в масштабах газетного очерка) программную речь:


«– Искусство должно отражать современность. Иначе – оно не искусство! И по-моему, пара ботинок, да, обыкновенная пара ботинок, – современных – дороже и выше и полезней всех Леонардо да Винчи вместе взятых. Джоконда, – к черту Джоконду! Или возьмём современный автомобиль? Я предпочту автомобиль Веласкесам, Рембрандтам и Рафаэлям всего мира. Да, искусство должно отражать современность! Знаете, что я вам скажу? Этого вам никто не скажет: по-моему, и Гоген устарел. Да, устарел! У него есть на картине женщина, ребёнок и даже лошадь. Потом ещё что-то есть. Этого нельзя изображать! Это уже что-то близкое к пасторали. Мы живём в большом городе. Надо отражать большой город. Надо писать пощёчины и уличные драки. И вот когда появятся картины с пощёчинами и уличными драками, я первый буду их приветствовать! Да! Это будет настоящее искусство. А у Гогена две женщины и ребёнок… И пусть это будет смело, – он устарел. Это я говорю!..


С этой книгой читают
Последний роман русского писателя и теоретика авангарда Ильи Зданевича (Ильязда), написанный в 1930 г. в Париже и при его жизни не опубликованный. Авантюрные и мистические события произведения происходят в 1920–1921 гг. в Константинополе, живущем в ожидании поистине революционных событий. Его центральными образами выступают собор Святой Софии, захват которой планируется русскими беженцами, и самого Константинополя, готовящегося пасть жертвой сове
«Из печати вышел почти 700-страничный двухтомник «Футуризм и всёчество», составленный из ранних выступлений, манифестов и статей Ильи Зданевича. Зданевич, как известно, был одним из зачинателей футуристического движения в России и одним из первых пропагандистов творчества Маринетти и его соратников. Чрезвычайно энергичная и скандальная деятельность этого молодого человека (ему тогда было 18–19 лет) проходила в Петербурге и Москве. Вскоре вместе с
В самый толстый на сегодня том Ильязда (И. М. Зданевича, 1894–1975) вошли 2 его романа (один из которых, «Философия», подготовлен по рукописи впервые), 5 его заумных пьес, публикуемых репринтно, и 1 доклад «Илиазда»(два варианта). У него, однако, еще совсем не все издано – остались стихи, не печатавшиеся при жизни, рукопись об Айя Софии, парижские доклады, письма, каталог дензнаков Российской Империи и ее новообразований и многое другое.В формате
Не стоит думать, что это героическое восхождение было лишь воплощением альпинистской страсти писателя, благополучно подсказанным ему обстоятельствами весны и лета 1917 года. Очевидно, что за покорением Качкара для Ильи Зданевича стояло и нечто совсем иное. Если верить его записным книжкам, у него и у художника Михаила Ле-Дантю не позднее осени 1916 года возникает идея создания нового творческого объединения, называемого по географической широте Т
«…Творения Ломоносова имеют больше историческое, чем какое-нибудь другое достоинство: вот точка зрения, сообразно с которою должно издавать их. Ломоносов не нужен публике; она не читает не только его, но даже и Державина, который в тысячу раз больше его имеет прав на титло поэта; Ломоносов нужен ученым и вообще людям, изучающим историю русской литературы, нужен и школам…»
«…Брошюрка «О жителях Луны» написана одним из этих остроумных кощунов и приписана знаменитому Гершелю. Наш переводчик, помнящий, как было принято за истину «Гулливерово путешествие», обрадовался новой истине такого рода и поспешил передать ее русской публике…»
Драма В. Гюго «Бургграфы», о которой преимущественно идет речь в заметке, по справедливому замечанию исследователей его творчества, представляет «пример падения таланта писателя, пошедшего по ложному пути». Белинский был прав, подвергнув критике ее искусственные построения. Подвергает критике Белинский и один из принципов романтической поэтики Гюго: о совмещении «прекрасного» и «уродливого».
Рецензия на антологию – одно из выразительных свидетельств тех важных перемен, которые совершались в середине 1840-х гг. в эстетических взглядах Белинского и в конкретных критических оценках им отдельных писателей и литературных направлений. Еще в начале 1840-х гг., положительно характеризуя поэтическое мировоззрение Жан Поля, прихотливо соединившего в своем творчестве черты просветительского, сентименталистского и романтического подхода к действ
В стихах американца Огдена Нэша (1902–1971) – на первый взгляд шутливых, но вместе с тем философских – сочетаются парадоксальность и традиция, новаторская форма и «вечные» темы.
Книга посвящена русским эволюционерам – людям, которые двигали Россию вперед, делая при этом ставку не на революционную ломку всего и вся, а на постепенное, но неуклонное развитие Российского государства.
Три маленьких любознательных котёнка только начинают свой жизненный путь и становятся участниками приключений, которые научат их смелости, честности, уважению и дружбе.Книга рекомендована для детей от 3 до 5 лет.
Могучая сила первобытной магии хранится в артефакте, который надежно спрятан. Чтобы найти его и выкрасть Высший магический Орден нанимает известного вора – Роя Саторка по прозвищу Ловкач. Ему предстоит долгое и опасное путешествие в Холодную пропасть. Сможет ли преступник выполнить эту миссию? И захочет ли вернуть великому городу Тарросу то, что было утрачено?