Александра Лисицина - Гарпия

Там, на берегу реки, в солнечной долине, раскинулся многолюдный и яркий город. Благоухающие нежными цветами улицы полны спешащих куда-то людей, крашеные разноцветные заборы – нежащихся на солнце котов, а красные крыши – жирных птиц. Но для неё непостижимы эти цвета и оттенки: она видит мелкие, но отчётливые красные пятнышки с сочными бьющимися сердцами на серо-белом фоне.

Раньше, так давно, что на это не хватает памяти, она могла летать. Ветер залихватски свистел в её длинных блестящих перьях, и упругое тело обнимали тёплые воздушные потоки.

Можно было бы сказать, что её мучили воспоминания, но это, скорее, было эхо памяти. Какие-то чувства продолжали томить и терзать её изменившееся нутро. Иногда на грани сна и яви ей виделось лицо с тёмными карими глазами, в которых она видела себя. Совсем не ту, что глядела сейчас страховидлом из луж: гротескный клюв на маленьком скрюченном личике. Там, в отражении, она улыбалась полными губами, шуршала пушистыми перьями рук-крыльев и, по-птичьи наклонив голову, любовалась владельцем тёмно-карих глаз. Ей чудились нежные пальцы, гладящие её оперение, и ласковые, обещающие слова. И там её сила творила чудеса: влюблённая юная гарпия расплёскивала её вокруг себя, даря тому единственному, ради которого она готова была лететь к солнцу и обратно.

Эти сны неизменно кончались кошмаром: ласковые руки переставали гладить её крылья, тёмные глаза отдалялись, и куда ни посмотри – со всех сторон появлялась решётка. Злые прутья, напитанные её же силой, работали против неё, не пуская на свободу. Она металась в тесной клетке, кричала и плакала, превратив любовь в ненависть, а здесь, в гнезде у каменного круга, старая гарпия скрипела во сне клювом, сжимала и разжимала когти и просыпалась с хриплым скрежещущим криком.

Теперь изменилась до неузнаваемости. Крылья потеряли остатки своего тусклого оперения, закостенели. Ненависть исказила симпатичное лицо, превратив его в маску кошмара.

Она потеряла счёт дням и зимам: куда-то исчезли все её родичи, покинув родные леса, а иные легли на землю и не откликались больше на хриплый зов последней из своего рода.

Старые её кости изогнулись, променяв восторг полёта на хруст глоток под пальцами. И было короткое сытное время, полное мести, пока проклятые сочные человечки не стали обходить стороной её лес, оставив попытки избавиться от несущего смерть чудища у древнего круга камней у дороги.

И она стала голодать.

Приходилось поджидать редких путников у дороги, далеко от гнезда, но она не могла наесться. Случалось перебиваться гадкими сухими белками и другими зверями, имён которых она не знала. Некогда тугие и гладкие мышцы иссохли. Вторя щёлканью и клацанью голодного клюва скрипели суставы. Полёт перестал быть даже воспоминанием, затерявшись клубком пыли на задворках мелкого черепа. Найдись кто-то, кто осмелился бы взглянуть на неё, он сказал бы, что это просто старость.

Но сама она была не в силах это осознать.

И продолжала, скрипом и хрипами приветствуя тучи, точить свой серп на мелкие красные пятнышки, такие недоступные в залитом солнцем городе.

Неожиданно судьба или удача преподнесли подарок: жарким днём, когда всё живое прячется как можно глубже в тень, скрипучая повозка остановилась у каменных истуканов. Старое чудовище почувствовало давно забытый запах. Неслышно пришло на него, скрываясь за широкими стволами. Два сочных красных пятна сползли с повозки и отправились прочь – к журчащему ледяной водой источнику на той стороне дороги.

Откуда в этом старом теле и скудном разуме взялась сила воли, что заставила не броситься на жертв, а зарыться в тряпьё повозки, она не думала – не могла. Но точно знала, что когда они доберутся до города, придёт страшная чёрная гроза, ливень встанет стеной и скроет её от глаз людей.

Я, Бансар Гарчик, рыцарь ордена св. Литке, расследователь замка Равнинных врат, в конце осени сего года направлен командором в город Слиабан для выяснения обстоятельств серии загадочных убийств, в результате которых погибло шестеро местных жителей и пятеро рыцарей ордена.

В город я прибыл в одиночку в начале недели и сразу же отправился в местное расположение ордена. Командует здесь Меран Бента, который заботливо предоставил мне комнату-кабинет и обеспечил всем необходимым, начав, естественно с материалов по делу о так называемом Слиабанском Кровопийце.

Список предоставленных документов находится в Приложении к данному отчёту. Тщательно изучив эти документы, я решил, что полезно будет осмотреть места преступлений: район складов на севере Слиабана и жертвенный камень у тракта, проходящего к югу от города и ведущего в сторону Равнинных врат.

Тщательно обследовав район складов Слиабана вообще, и переулки, где были совершены нападения, я, как и следовало ожидать, не обнаружил ничего нового. Во-первых, с момента происшествий прошло больше двух месяцев, а во-вторых, мои предшественники провели хорошую работу и собрали все улики и свидетельства и так подробно описали места преступлений, что не представляло труда узнать местность и воссоздать в воображении картину последствий нападений.

Гораздо более интересных результатов я достиг, направившись на следующий день за пределы города к жертвенному камню, неоднократно упомянутому свидетелями. Он представляет собой обветренный гранитный валун чуть больше половины человеческого роста с небрежно выбитой на верхушке выемкой. Когда я пришёл к нему, в ней лежала горсть красных ягод.

Перед камнем стояла заплаканная женщина и что-то неразборчиво бормотала. Я поинтересовался, могу ли я чем-то помочь, в ответ на что получил совершенно несоответствующую моему невинному вопросу отповедь о деятельности ордена светлячка (как в простонародье называют орден св. Литке из-за изображённого на флагах светлячка) вообще и обо мне и моих предшественниках в частности. Смысл её слов сводился к тому, что мы вмешиваемся не в свои дела и порядки, в которых ничего не понимаем. Также эта женщина сообщила в весьма эмоциональной манере, что по милости ордена Слиабан остался без покровительницы. Тогда я смело предположил, что речь шла о той самой ведьме, помощью которой, как известно, пользуются жители данного города, и которой некоторыми моими братьями приписывались совершённые зверства. Как показали дальнейшие события, я оказался прав.

Я попытался продолжить разговор, поинтересовавшись, что это за ягоды лежат на камне, но женщина развернулась и ушла в сторону города. Именно тогда, как мне кажется, ветер принёс запах застарелого пожарища и, движимый любопытством, я решил осмотреться.