– О чем задумалась? – спросила Вера.
– Сегодня интервью смотрела с Задорновым.
– Это который политик?
– Это который юморист. Коэльо ему, видишь ли, не нравится. Идея, говорит, есть у него, а языка нет. То есть, не может он эту свою идею подать красиво, литературно. Привел в пример Набокова, Маяковского. Помнишь: «Лысый фонарь сладострастно снимает с улицы черный чулок»? Сильный образ, конечно. Над ним надо медитировать, философствовать, получать эстетическое удовольствие от созерцания. Но жизнь – она же не такая. В том смысле, что в ней есть и мат и пошлость, и глупость и гадость. И куда это все деть? Пригладить – причесать?
– Чего это тебя сегодня на философию потянуло?
– Болезнь у меня такая, профессиональная. Если надеешься сбить меня с мысли, то зря. Смотри, собаки на улице сношаются, мама дочке говорит: «Отвернись доченька», мол, фу – кака. А чего отворачиваться? Природа так сама себя воспроизводит, жизнь так продолжается. Это же все гармонично.
– Вот и я Сереге говорю – не обязательно любить друг друга, чтобы спать вместе. Все это естественно, гармонично, как ты говоришь.
– Знаешь, ты конечно лихо теорию в практику переводишь, – удивилась Лия такому неожиданному кульбиту, – но по сути это тоже жизнь: секс имеет место в ней быть и без надлежащего романтического сопровождения. Как сказал один мой знакомый: «Идя к девушке, я беру две гвоздички и бутылку пива».
– Почему две? Он чего, на похороны ходит? – хохотнула Верка.
– Тьфу тебя. Некрофилия какая-то получается. Денег у него, наверное, на три не хватает, – позлорадствовала Лия, вспомнив о ком идет речь и радуясь очередной возможности поточить об него зубы. – С другой стороны, у человека смелости хватает признаться: «Вот, мол, иду к девчонке только за этим, в романтику не верю, да и не нужна она мне». Сам не обманывается и других не обманывает.
– Слушай, – встрепенулась Вера, – у меня тоже такой есть! Ну, который меня не обманывает. Когда мне надо, я ему звоню, мол, есть пара минут?
– Почему пара? Коэльо, например, убеждает, что этих самых минут нужно ну как минимум одиннадцать. Это если по-быстрому. – Лия хихикнула.
– Чего ты к словам придираешься? – одернула Лию Вера. – Смысл-то ясен. В общем, минутки-то эти у него всегда есть. Так, раза четыре в месяц встречаемся. Я эти дни в календарике крестиком отмечаю.
Поймав удивленный взгляд подруги, она продолжила:
– А чего ты так смотришь? Зато мне, во-первых, не надо с высунутым языком бегать – парня себе искать, когда приспичит; во-вторых, он чистоплотный и не болеет ничем, – это я точно знаю; в-третьих, все делает как надо. Плохо что ли?
– Я хотела спросить, зачем ты крестики в календарик ставишь, – начала Лия, но Вера сменила тему:
– О чем он еще-то говорил?
– Кто говорил? Твой или мой? Ты чего-то совсем меня запутала.
– Да Задорнов твой о чем еще интересном говорил?
– Он не мой… – Лия уставилась в пол и о чем-то глубокомысленно задумалась. – Говорил о том, что чтобы убежать от страха смерти надо просто много и усердно работать.
– Оговорочка по Фрейду?
– В смысле?
– Во-первых, он утверждает, что от этого страха надо бегать, а во-вторых, и это просто очевидно, что он сам очень усердно от него бегает. Также усердно, как и работает.
– Да меня не это зацепило…
– А что?
– Понимаешь, когда человек много и упорно… то он мало чего соображает. Даже если работа ему нравится. Он просто кроме ее родимой ни о чем соображать и не способен. – Лия прикурила очередную сигарету. – Такого же обширного отключения мозга можно добиться просто сидя за компьютером с утра до вечера и играя в какую-нибудь очень увлекательную игру.
– Вроде чего-то делаешь, а мозг в ауте, ну, в смысле, атрофируется?
– Ну да.
В умывалку зашел Паша.
– Какие планы на вечер?..
Он подошел неслышно, но боковым зрением, а скорее – всем своим существом, Лия почувствовала, что он стоит сзади.
– Ты снова пишешь?
– Вроде того. – Ей хотелось спрятаться, словно котенку, который утащил со стола лакомый кусочек колбасы, и в тоже время, она гордилась тем, что постепенно возвращается к жизни.
Он словно прочитал её мысли:
– Меня радует, когда ты пишешь. Как будто ты очень долго болела, а теперь выздоравливаешь.
– Может и так, – задумчиво проговорила Лия, – может и так…
– Это что-то из старого? – он уже пробегался глазами по тексту, слегка массируя Лие плечи, которые всегда затекали от долгого сидения за компьютером. – Я не видел этого в ворохе бумаг на твоем столе. И это не то, что мы последнее время так много обсуждали.
– И да – и нет. Давай пока не будем. – Лия явно не хотела говорить об этом сейчас, и Марк это почувствовал.
– Хорошо. – Он улыбнулся, чмокнул её в кончик носа и ушел таким же почти неслышным шагом, каким и вошел в комнату.
Лия открыла ящик стола и начала копаться в многочисленных блокнотах, разных форм, размеров и цветов. Наконец, выудив один из наиболее старых, она торопливо начала его листать. На одной из страниц, наконец, нашла то, что искала.
Набирая номер, она чувствовала, как сердце учащенно бухает – столько лет прошло. Номер мог измениться миллион раз. Да и домашними телефонами сейчас мало кто пользуется. Лия почти готова была положить трубку и оставить эту затею, но сонный голос вдруг ответил ей на том конце провода:
– Алло… Алло!!!
– Вера? – неуверенно спросила Лия. – «Столько лет прошло. Что за глупая идея пытаться вытащить прошлое за хвост» – Лия уже мысленно ругала себя.
– Да! – голос звучал все еще сонно, вероятно из – за разницы во времени, – но уже заинтересованно. Ночной звонок – неприятная штука, но кто может звонить в такое время еще и на стационарный телефон?
– Верка! – Лия волновалась и не могла скрыть этого. Она расхохоталась в трубку! – Верка – это Лия! Ты меня слышишь? Ты слышишь меня?
– Лия? Как? Откуда ты? Ты чего – днем не могла позвонить? – Вера была словно и рада и не рада этому звонку одновременно.
– Ты спишь? Прости. Я знала. Но мне надо было обязательно тебя услышать. Понимаешь – обязательно. Я могу перезвонить завтра. В какое время тебе удобно? Просто надо было… Надо…
– Давай завтра вечером поболтаем. После работы.
– Да, да, конечно. Я наберу тебя завтра. Завтра, – уже тихо и почти спокойно проговорила она и отключилась.
Теперь у нее была спокойная уверенность, что она, наконец, сможет во всем этом разобраться. Сможет ответить на те невероятно важные вопросы, которые появились и так остро обозначились в ее жизни за последний год. Вопросы – на которые пока никто не мог ответить.