Глава 1. В четвертой Градской
– Больной, больной, просыпайтесь, – донеслось откуда-то издалека, и я всплыл из ночного сна. Прерывистого и туманного.
Дежурная медсестра, сунув мне холодный градусник подмышку, сказала «держите», после чего, тихо прикрыв дверь, вышла из палаты.
В ее рассветном полумраке, у боковой стены темнела еще одна кровать, на которой мирно посапывал сосед в пижаме. Из выздоравливающих.
Сюда меня перевели три дня назад, из блока реанимации. После его прохлады и могильной тишины, с потусторонними голосами, здесь было намного комфортнее и реалистичней. Глаза не раздражала яркая белизна, в легкие поступал не искусственный, а вполне земной воздух.
Больница меж тем оживала. Из коридора доносились шаркающие шаги, изредка звуки каталок и неясные голоса медперсонала.
Два из них стали ближе, потом дверь отворилась, а в глаза ударил верхний свет, в котором возник лечащий врач, сопровождаемый медсестрою.
Та быстро прошла вперед, нагнувшись, извлекла у меня градусник и протянула очкастому врачу, присевшему на стул у кровати.
– Тридцать восемь и две, – сказал тот, близоруко взглянув на шкалу. – Уже лучше.
Потом эскулап пощупал мою забинтованную голову, оттянув веки, заглянул в глаза и попросил показать язык.
– А-а-а,– просипел я, высунув орган речи.
– Ну что же, вполне, – констатировал врач. Вслед за чем, обернувшись к сестре, назначил текущие процедуры.
Сразу же после завтрака та вкатила мне очередной укол в зад, а потом наладила капельницу.
После этого я расслабился, прикрыл глаза и предался размышлениям. Что составляло часть моей профессии.
Со стороны она выглядела значительной и даже романтичной – старший прокурор Генпрокуратуры, а по сути, была обычной и рутинной. Надзор за следственной и оперативно-розыскной деятельностью в органах МВД, постоянные выезды в командировки, а также регулярные втыки от начальства.
Причем, в последнее время, их становилось все больше. Демократия в стране как-то не приживалась, ее исподволь заменила коррупция, и органы безуспешно вели «бой с тенью». Той становилось все больше, она успешно окутывала власть, а ряды бойцов редели.
Одних, это были, как правило, старые кадры, регулярно вычищали при очередных реорганизациях, вторых сажали за злоупотребления или отстреливали бандиты, остальные, дотянув до выслуги, увольнялись. По принципу «себе дороже».
Мне в этом плане пока везло, и вот случилась такая незадача. Прилетев из очередной командировки с Кавказа, на Московской кольцевой я попал в серьезное ДТП, что было чревато.
Вывихнутая нога не в счет. Заживет как на собаке. А вот проломленная голова с ушибом мозга – да. Это может поставить на службе точку.
От столь нерадостных мыслей я тихо выругался, что привлекло внимание соседа.
– Хреново? – встав со своей койки, прошаркал он тапками к моей. – Может позвать сестру?
– Нет, не надо.
– Ну, на нет и суда нет, – вернулся тот назад, после чего достал из тумбочки бутылку нарзана и потянулся за стаканом.
Спустя еще неделю соседа выписали, на его месте появился другой, а мне разрешили гулять на свежем воздухе в больничном парке.
Опираясь на казенную палку, я бродил по его тенистым аллеям или сидел на скамейке под соснами. Вдыхая запах хвои и слушая, как за оградой шумит мегаполис. А еще читал «Гамлета» Шекспира на английском, в котором постоянно совершенствовался.
В один из таких дней, это было воскресенье, меня навестили два близких приятеля: Жора Буев и Саня Крыжановский. Первый был моим наставником, когда я попал с периферии в центральный аппарат и сейчас находился в отставке, подрабатывая адвокатом, а второй еще тянул лямку, как и я. В качестве прокурора-криминалиста следственной части.
– Ну что, идешь на поправку? – усевшись на стул, водрузил на тумбочку пакет с гостинцами, здоровенный Жора.
– Типа того, – ответил я, встав с кровати, и пожимая обеим руки. – А что нового на Большой Дмитровке?*
– Все то же, – опершись о подоконник, выглянул наружу Саня. – Следствию в прокуратуре кирдык. Грядет новая перетрубация.
– М-да, – почесал я бинты на голове. – Ожидаемое событие.
Демократы мордовали прокуратуру вовсю, отбирая надзорные полномочия. Теперь, настала очередь следствия.
– Пора вам «вязать узлы», мужики, – оптимистично заявил Жора. – И на вольные хлеба. Как старший советник юстиции товарищ Буев (ткнул себя в грудь пальцем).
– Сане проще, – кивнул я на Крыжановского.– У него полная выслуга лет. А у меня с армией всего пятнадцать.
– Ну и что? Зато ты молодой и неженатый.
– Не такой уж и молодой, – пробурчал я. – Тридцать восемь лет и с травмированной башкой. А женитьба дело наживное.
– Ладно, не будем о грустном, – выглянул в открытое окно, оптимист, Саня. – Есть предложение прогуляться по парку.
– Как ты? – покосился на меня Жора.
– Нет возражений – ответил я, взяв стоявшую рядом палку.
Выйдя из палаты, мы миновали часть длинного коридора со скучавшей за стойкой дежурной медсестрой и спустились по широкой лестнице на первый этаж, где в пустынном вестибюле лениво прохаживался охранник.
За стеклянной дверью миновали цветочную, тумбу перед входом, расцвеченную тюльпанами и двинулись по центральной с высокими деревьями аллее, вдоль которой тянулись садовые скамейки. На некоторых из них, коротая время, расположились больные; сверху сквозь зеленую листву, пробивались солнечные блики.
С центральной аллеи, неспешно шагая, мы свернули в боковую, более тенистую и пустую, где, не сговариваясь, присели на старую, вырубленную из бревна, лавку.
– Ну вот, тут не грех и подышать, – извлек Жора из джинсовой куртки пачку «Винстона». – Тебе как, можно?
– Угу, – потянул я оттуда сигарету, вслед за чем то же проделали остальные.
– Ничего табак, – пуская вверх кольца дыма, со знанием дела констатировал Саня. – А может по грамульке?
– Что имеете предложить? – с интересом покосился на него Жора.
Крыжановский достал из внутреннего кармана пиджака плоскую мельхиоровую фляжку и поболтал ею в руке. – Армянский коньяк. Пять звездочек. Рекомендую.
Мне, как больному, дали глотнуть первому, что я и сделал, остальное прикончили старшие товарищи.
– Ну и как? – подмигнул мне, Крыжановский пряча фляжку в карман. – Чувствуешь расширение сосудов?
– Словно боженька голыми ножками по жилам пробежал, – довольно изрек я, все дружно рассмеялись.
Затем мы поговорили, как водится в таких случаях о жизни, а спустя час, приятели проводили меня до корпуса и, пожелав скорейшего выздоровления, покинули Четвертую Градскую.
А на следующее утро случилось то, что круто изменило мою жизнь. Но, все по порядку.
Как обычно, после завтрака, утренних процедур и врачебного обхода, я отправился погулять в парк. Благо погода благоприятствовала. Небо было высоким и голубым, в нем кувыркались голуби, со стороны Даниловского монастыря звонили к заутрене.
