Александр Петрушкин - Геометрия побега. Стихотворения

Название:	Геометрия побега. Стихотворения
Автор:	Александр Петрушкин
Жанры:	Современная русская литература \| Стихи и поэзия
Серии:	Нет данных
ISBN:	Нет данных
Год:	Не установлен

О чем книга "Геометрия побега. Стихотворения"

Александр Петрушкин родился в 1972 году в городе Озерске Челябинской области. Публиковался в журналах «Урал», «Крещатик», «Уральская новь», «День и ночь», «Нева», «Дети Ра», «Воздух», «Знамя», «Text only» и других, в «Антологии современной уральской по- эзии: Том 2 и 3». Куратор проектов культурной программы «Антоло- гия». Координатор евразийского журнального портала «МЕГАЛИТ» http://www.promegalit.ru/ . С 2005 года проживает в г. Кыштым Челябинской области.

Премия Русского Гулливера учреждена в 2014 году Центром современной литературы, издательским проектом «Русский Гулливер» и мультимедийным журналом «Гвидеон». С рукописью книги стихотворений «Геометрия побега» Александр Петрушкин вошел в шорт-лист основной номинации («поэтическая рукопись») и стал лауреатом в номинации «специальная премия издательского проекта».

Бесплатно читать онлайн Геометрия побега. Стихотворения

Двойник

«Доеденный лисой собачий лай…»

Доеденный лисой собачий лай,

подобранный – где лыжник леденцовый,

на палки продевающий снежок —

летит как тень с оторванной спиною,

летит, сужаясь в эхо, тянет R,

в дагерротипы встав наполовину —

когда пойму и эту чертовщину —

ты зашифруй меня скорей, скорей,

чем эта необъятная страна

на клетку влезть почти по-черепашьи

успеет, путая следы сякой судьбой —

что, если вдуматься – вопрос почти вчерашний,

Что слухом видишь? – пса с собакой гул

неразличимы тёмной тишиною —

и если лыжник только что заснул,

лыжня его становится норою

широкой – как, бывает, снегопад

растёт над людом местным и неместным,

когда его какой-нибудь бомжак

в окошке наблюдает слишком честно.

Рассыпавшись, вернутся, как фонтан,

два тополя, запутавшись в кафтанах

детишек, что скребутся в рукавах

у воздуха морозного. Как ранка

не заживает голос тощий мой —

доеденный, как время, ненадолго —

бежит лисой с оторванной спиной

и лыжник спит пока ещё негромко:

когда – открывшись сбоку – ему бог

то в морду, то за спину мёртво дышит—

не приведи Господь так долго жить,

чтоб довелось – и вымолить, и выжить.

«О, воздух, ты, который позабыт…»

О, воздух, ты, который позабыт

в гусиной стае, ставшей моей плотью

[почти что крайней], где Хироном сшит

и прожит маслянистою любовью.

Бензина россыпью на негустой воде,

на отраженье жжёном и тяжёлом

лежишь, как два любовника в траве,

и шевелишь в ней узкой головою…

О ты, который выжит и нашит,

как туз бубновый на кленовой жабре,

ты из меня – щеглом из тьмы – дрожишь

и жабой голоса во рту то

длишь, что умираешь.

«Войным-война здесь, Катя, непогода…»

Войным-война здесь, Катя, непогода

по воздуху вползает запах йода

по тростнику китайскому – порода

решает всё за нас, как за удода

(о!) этот запах кухонный, пернатый,

что отстаёт от до-стихов – как даты

скажи ещё кому-то: «запах йода…» —

и морщится [в нутро своё] природа.

О, этот воздух (йэ!) катеринбургский:

волной идут кретины на этрусков —

во их главе Улисс [почти] маячит —

он наблатыканый ХИММАШ переиначит.

Здесь, на резиновых деревьях, спят наречья —

как дым до дыр самим себе переча,

И запах спирта вьёт в песочницах гнездо,

растягивая жизнь до самой ДО.

Храни, мой дым [почти что папиросный],

царапины [а вовсе не вопросы]

в коленках, сорваных когда войным-война

была ещё весома и больна —

о, белый запах меж пустопорожних —

нас обучил быть-лить неосторожный

[всё больше в горло] [больше горлом] йод

из чернозёма как трава рот в рот

«Сидит обманкой в поплавке…»

Сидит обманкой в поплавке

кузнечик нашей бытовухи —

поклёвка ходит налегке

и лижет спирту руки,

и рыбы светят из-под вод

мохнатым светом глаза,

везут стихи во мгле подвод

живых три водолаза,

сидят в прозрачной немоте

в каком-нибудь Тагиле,

ладонью водят по воде

в неслышимом здесь стиле

в услышимом и там и здесь

кузнечике пропащем.

Сидит обманкой в поплавке,

что умирать не страшно,

что если бог какой-то есть —

то снег к Тагилу жмётся

(от холода его слепой)

в собачьи стаи бьётся.

Там – говорящий поплавок

меня обманкой лечит:

чем ближе смерть – плотнее бог,

чем наст – прозрачней речи

«Скрипящая пружина слепоты…»

Скрипящая пружина слепоты

вытягивает светом из нутра

животного февральской густоты

замеса воздух – будто здесь гора

все семечки подсолнечные жмёт

в ладони додекретной темноты

у масляного временного рта —

открытые для неба так пусты.

Я выучил уральский разговор

татарских веток, бьющихся в окно,

скрипит пружина воздуха внутри

озона. Начинается озноб —

так начинает смерть с тобою жить,

и разливает по бутылкам свет,

и кормит жизнь свою по выдоху с руки,

и зашивает снег сугробам в лоб.

Иди же, мальчик, звуком поищи

невнятный выход ангелу отсель —

на лисьей горке плавают лещи,

сверяя скрип дочеловечьих тел.

иди же, мальчик, гендером иди,

свистящим переносом словаря

почти что птичьего, его почав, почти

внутри гнездовья своего горя,

по воздуху за богом приходи,

и жуй косноязычие его —

кому понятны ангелы твои,

в февральском масле вяленые врозь?

кому понятно, что мы говорим —

разбитые на биографий лёд?

Свет переполнил сумерки свои,

чтоб боже правый смог усечь наш рот.

Деревянный вертолёт

взаимно тихо говорит

из досок сбитая зима:

ты не умрёшь с тоски [с тоски

не сходят] не взойдя с ума

и всходы у дурных времён

как входы в торфяные мглы

открыты пальцами собак

пещерных – до земли голы

и деревянный вертолёт

бормочет дым из глубины

горит по тихому как лёд

из нефтяного дна воды

но не взаимны голоса

из досок сбитая зима

выгуливает смерть свою

и лает будто снег в санях

ей деревянный вертолёт

летящий от зимы на свет

потрескавшимся языком

кровавый слизывает след

с лопаты лижет свой язык

как пёс дурея от крови

до крови [разодрав живот

земной у жестяной воды]

Собачья голова

волен Гулливер в собаке

что собака в Гулливере

в суете и вере едут

в некоем прощальном сквере

а обратно едут люди

как растения обвиты

мрамором и снежной крошкой

поигрушечно убиты

сшиты Гулливер с собакой

и собака с головою

тень проходит между ножниц

сизым веком на куски

камень ножницы водице

шьют и гроб и рукавицы

набирают в тень собаки

гулливеровой тоски

«И вот, придумав, что любим…»

Фёдору

И вот, придумав, что любим

на свете тот, что богнебог —

горит на кровяном огне

трамвай печальный без стихов:

без рельсов заезжает он

в дома, где нет ни этажей,

ни жителей, и бьётся кровь

стеклянных голубых стрижей.

Светлеет в крове – богнебог

претерпевает, что простим,

и ощущает здесь подлог —

когда не рай, а всё же лимб,

когда трамвай порожний спит,

прильнувши краешку окна,

когда с той стороны земли

ушедший смотрит на меня,

с той стороны реки, с воды

сдувая свежей почвы вдох —

приходит дно, приходит сын

и срамно богу, что – не бог.

«На птичьем рынке – торфяной язык…»

Евгении Извариной

На птичьем рынке – торфяной язык —

читавший арамейски – разумеет:

поди налево, если не убит,

поди направо – видишь: там светлеет.

На каждый полумёртвый светофор,

на всякий крестоцветный – без базара,

как птица в клетке, по карманам вор:

он кормится – прости – ему так надо.

Исполнив эту глиняную печь

и перечни свои опустошивши —

поищешь свет, а он – ни там ни здесь,

как зёма, из-под почвы тихо свищет.

«Сминая бумажную воду…»

Сминая бумажную воду

Не дышит свинцовый карась

Идёт с той [почти по богу]

по воздуху вверх накренясь

он жабры свои не шнурует,

шифрует под речь чёрный ил

и если дорвётся до суши

то верно поймёт, что он был,

сминая, царапая оду,

глазея в чудовищный страх,

что с точностью неба не спорят

в бумажных и рваных потьмах.

«Не раньше, чем начнётся смерть…»

Не раньше, чем начнётся смерть,

жующая свой хлеб беззубый,

не раньше, чем меня и впредь

не встретит мент, и не разбудит,

не вложит камень мне в глаза,

а в губы – гул пчелиный долгий,

я буду слышать голоса

тех, отъезжающих на лодке,

тех, уезжающих вперед,

сбросавших вещи в саквояжи

поспешно в свалку, как щенков,

Следующая страница

С этой книгой читают

Жемчужница и песчинка

Эмилия Тайсина

Книга казанского философа и поэта Эмилии Тайсиной представляет собой автобиографическую повесть, предназначенную первоначально для ближайших родных и друзей и написанную в жанре дневниковых заметок и записок путешественника.

Читать

Сказки Леса

Евгений Филимонов

Предлагаемый вашему вниманию авторский сборник «Сказки Леса» состоит из историй, каждая из которых несет в себе частичку тепла и содержит капельку житейской мудрости.Это сказки как для самых маленьких детей, так и для тех, что еще живут в каждом взрослом.

Читать

Записки сахалинского таёжника. Фоторассказы 2015. Восточно-Сахалинские горы – 1. Река Тымь, гора Лопатина, река Чамгу, гора Граничная

Валерий Маслов

До подножья горы Лопатина добирался шесть дней. Огромная вода, броды по пояс в ледяной воде. Много снега, затяжные дожди. На Набельском хребте в конце июня зима. На притоке реки Чамгу пришлось с головой искупаться в ледяной воде. На горе Граничной три больших медведя перекрыли путь! Продолжительная дождёвка на Чамгинском перевале, на бывшей базе лавинщиков.

Читать

Мой дом Россия. И жизнь, и драмы, и любовь (сборник)

Борис Рачков

Поражает охваченный сборником «Мой дом Россия» огромный диапазон времени и событий, а также связанных с ними эмоциональных нагрузок автора сборника Бориса Рачкова.ВРЕМЯ – с 30-х годов минувшего столетия до наших днейСОБЫТИЯ – калейдоскоп международных и внутренних явлений, процессов, включая индустриализацию, сталинские репрессии, разгром гитлеризма, первый в мире космический полёт Гагарина; полвека холодной войны и экономической блокады Советско

Читать

Возвращение времени. От античной космогонии к космологии будущего

Ли Смолин

Большинство людей считает, что время реально: меняются времена года, идут часы, человек стремится от колыбели к могиле. Большинство физиков, напротив, полагает, что время есть иллюзия – и, возможно, напрасно, как полагает известный канадский физик Ли Смолин. Автор книг “Жизнь космоса” (1997) и “Неприятности с физикой” (2006) напоминает, что все затруднения физиков и космологов (от Большого взрыва до “теории всего”) восходят к проблеме природы вре

Читать

Алхимистика Кости Жихарева

Михаил Успенский

Данный текст не содержит сцен курения, спиртных напитков употребления, ненормативного матерения, на духовные скрепы посягновения, малолетних растления, денег бюджетных пиления, во храмах неуставного пения, легкого поведения, иностранного усыновления, кружевного белья ношения, транспортных тарифов повышения, законной власти поношения, нефтяных цен падения. Исключены также все случайные совпадения, учтены даже самые вздорные мнения.И тем не менее!П

Читать

Бабушкины сказки

Вера Найдич

Книга бабушкиных сказок, которые рассказывались своим внукам, да и соседским мальчикам и девочкам. Книга для всех возрастов. Взрослые тоже зачитываются, потому что сюжеты непредсказуемы и закручены. Все сказки добрые и поучительные.Публикуется в авторской редакции с сохранением авторских орфографии и пунктуации.

Читать

Дверь

Ишида Рё

Жизнь Дениса Глушакова полетела ко всем чертям. Он расстался с девушкой, бросил институт, его карьера бойца смешанного стиля не задалась. И вот когда всё что ему осталось, это работа в такси, странная дверь в его комнате, которая никуда не ведёт, открывает ему проход в другой мир. Этот мир, населён людьми и сказочными существами ростом в половину обычного человека. В этом мире он станет героем, сокрушителем Королевств и обретёт свою настоящую люб

Читать