В галерее исторических русских царственных женщин, волею капризной судьбы и случаем занимавших в то время трон, Анна Иоанновна является едва ли не самым главным лицом.
Интерес проистекает не из положительных или отрицательных сторон Анны, потому что как первые, так и вторые, по правде сказать, заурядны, далеко не ярки, не полны.
Анна Иоанновна была, бесспорно, умна, но умом грубым, неотесанным, не отшлифованным гранью просвещения. В этом отношении любой из ее царевичей мог быть на голову выше ее. Она была, как и большинство «властных» женщин тогдашнего темного русского времени, жестока, но… что стоят все ее жестокие шутки, забавы и наказания в сравнении с припадками гнева великого Петра, ее царственного дяди? Анна Иоанновна обладала и некоторыми чисто женскими слабостями, но что они – наряду с неукротимыми царственными прихотями Екатерины Великой?
Что же в таком случае привлекает внимание историков и романистов к этой личности?
Только одно: удивительная трагичность рока, который преследовал ее всю жизнь.
Словно какое-то проклятие нависло над частной жизнью Анны Иоанновны, составив длинную, прихотливую цепь. Что ни звено – то удар, удар и удар.
Казалось, грехи былых поколений властелинов отрыгнулись на ней с фатальной силой.
Анна Иоанновна была безвольна, как последняя из «подлых рабынь»; достаточно сказать, что у нее было чуть не пятнадцать женихов и ни за одного из них она не имела права выйти замуж по чувству и влечению собственного сердца, по своей воле. Это была живая кукла-игрушка в руках и царей, и бесчисленных дворцово-политических партий.
Ввиду того, что наш роман касается последних лет пребывания, «сидения» Анны в Митаве в качестве герцогини Курляндской,[1] скажем несколько слов о ее прошлом.
Дочь покойного царя Иоанна Алексеевича, брата и соправителя по престолу Петра Великого, Анна Иоанновна не помнила своего отца, умершего, когда ей было всего три года. Детство и отрочество она провела в родном селе Измайлове у своей матери, царицы Прасковьи, вместе с двумя своими сестрами, из которых сама она была среднею.
Когда Анне исполнилось пятнадцать лет, она уже пышно расцвела и казалась вполне сформировавшейся девушкой. Из Петербурга пришел властный приказ грозного Петра, и туда прибыли все его родственники; послушная велениям своего деверя, царица Прасковья прибыла туда с дочерьми.
Петр чрезвычайно ласково встретил вдову своего «названого» брата и своих племянниц.
После мирной, «тишайшей» жизни Москвы старого уклада, в которой выросла царевна Анна Иоанновна, непривычный блеск и шум петербургской придворной жизни совсем ошеломили ее.
– Матушка! Весело-то тут как! – говорила Анна матери, царице Прасковье.
А та только брови сурово сдвигала.
Прошло два года такой новой, чудно-прекрасной жизни, пролетевшей как волшебный, сказочный сон.
Царская роскошь… блеск… почитание… поклонение.
И первый удар уже готовился для Анны Иоанновны.
Петр Великий приготовил племяннице жениха. Еще в октябре 1709 года он в Мариенвердере сговорился со своим союзником, королем Пруссии, обвенчать русскую царевну Анну с племянником короля – Фридрихом-Вильгельмом, герцогом Курляндским.
На этот брак Петр возлагал много надежд: во-первых, вступить в родство (свойство) с прусским королевским домом, а во-вторых, приобрести влияние на курляндские дела.
И участь несчастной Анны была решена. Политических целей ради Петр принудил ее идти замуж за Фридриха-Вильгельма.
Двадцатилетняя девушка-царевна была принесена на заклание… и кем же? – собственным родным дядей!.. Отсюда начинается трагическая жизнь горемычной герцогини, позднее – императрицы.
– Матушка, – скорбно вырвалось раз у Анны Иоанновны, – а если он мне не люб?
Но грозная фигура страшного деверя стояла «денно и нощно» перед глазами царицы Прасковьи.
– Молчи, дитятко, нишкни! Сам того требует, – давясь слезами, утешала она дочь. – Кто ж против его пойти может?..
И «политический» брак был заключен.
Но этот «политический» брак известен в истории более под кличкой «пьяного» брака.
Свадьба справлялась целым рядом «зело неумеренных празднеств», с таким гомерическим приношением «Бахусу и Венусу» (Венере), что даже не все петровские животы вынесли «сие потребство».
Для Анны, молодой герцогини Курляндской, все это окончилось непредвиденной катастрофой. После «прощальной» зверско-пьяной попойки ее молодого супруга чуть не замертво уложили в возок, который должен был везти герцогскую чету в Митаву.
В сорока верстах от Петербурга, на мызе Дудергофе, оправдалась старинная русская поговорка – «что русскому здорово, то для немца – смерть»: неумеренно опоенный петровскими кубками «большого орла» Фридрих-Вильгельм, герцог Курляндский, супруг Анны, скоропостижно скончался.
Итак, мы видим, что Анна осталась двадцатилетней вдовой, прожив супружеской жизнью, угарной, полупьяной, всего два месяца и несколько дней.
Казалось бы, трагическое вдовство могло избавить несчастную русскую царевну от заключения в Митаве. Но не тут-то было. Петр опять-таки ради политических соображений отправил ее в Курляндию. После смерти Фридриха-Вильгельма герцогский жезл Курляндии достался в руки последнего потомка Кетлеров, первоначальных герцогов Курляндии, семидесятилетнего Фердинанда. Трусливый и слабый, не любимый народом, чувствуя свою неспособность управлять герцогством, он, проживая в Данциге, отказался явиться в Митаву, и вместо него кукольным герцогством стал управлять совет обер-ратов, людей, думавших более «о добром пиве и кнастере»,[2] чем о государственных делах.
Отправив в Митаву свою племянницу Анну, Петр назначил резидентом Курляндии Петра Михайловича Бестужева.[3] Кроме назначения на должность полномочного резидента, он был командирован туда и в качестве гофмаршала[4] вдовствующей герцогини.
И началось «великое сидение» Анны Иоанновны в Митаве, продолжавшееся без малого семнадцать лет. Вступив туда совсем юной, двадцатилетней, она вырвалась из курляндского пленения, чудом сделавшись русской императрицей, женщиной уже пожилой, тридцатисемилетней, надломленной, раздраженной на всех и на все озлобленной.
