Глава 1
Взгляд, взрывающий мосты
Эрве, можно ли создать рай на груде развалин и не оказаться под ними погребенным?
Ги Дебор «У маркиза де Сада глаза девочки»
Бельвю-ла-Монтань – сонная полузаброшенная деревня к северу от Верхней Луары – примостилась на вершине тысячеметрового холма. Сверху открывается живописный вид на горы Центрального массива, возвышающиеся на юго-востоке. Эта местность, почти полностью покрытая вулканами, относится к провинции Овернь. Вулканы простираются до самого горизонта и теряются далеко вдали. Между ними, в долинах, во всех направлениях от Бельвю, разместились бессчетные крошечные деревушки, многие состоят всего из двух-трех домиков. Во дворах бегают куры, громко лают собаки. Если проехать по дороге D 906 еще около километра на север, то можно заметить указатель с названием одной из них – Шампо.
Резко поверните направо и следуйте по узкому шоссе. Оно приведет вас к еще одному указателю и еще одному крутому повороту направо, после чего вы окажетесь на еще более узкой дорожке. Минута, и она начнет резко спускаться под гору, впереди вырастут ряды деревьев и покажутся бескрайние луга – лоскутное одеяло всевозможных оттенков зеленого, освещенное ярким солнцем. Вы словно перенесетесь в другую эпоху, очутитесь в средневековой Франции, стране, более ассоциирующейся с Франсуа Вийоном, чем с Густавом Флобером. Первое же, что вы увидите за лугом, будет деревня Высокое Шампо – пять неброских домов, стоящих на небольшом расстоянии друг от друга. Крайний участок слева обнесен высокой стеной из светло-коричневых камней, почти полностью скрывающей таинственную обитель – видна лишь ее верхушка. Раскрывает секрет почтовый ящик, на котором сохранилась табличками с именами покойного жильца и его вдовы – «Дебор/Беккер-Хо».
Бывший хозяин дома сам слыл человеком загадочным. За этими стенами он прожил со своей женой Элис Беккер-Хо без малого двадцать лет. Вернее, здесь он проводил лето и время от времени зиму. 30 ноября 1994 года на исходе пасмурного дня Дебор свел счеты с жизнью. По позднее подтвердившимся слухам, он приставил пистолет к груди и выстрелил прямо в сердце. Дебор был смертельно болен, он страдал периферическим невритом, заболеванием, нажитым из-за чрезмерного потребления алкоголя. Болезнь постепенно сжигала нервные окончания и сопровождалась мучительными, порой невыносимыми болями.
Местная газета «Трибуна – Прогресс» посвятила происшествию короткий столбец: «Писатель и режиссер Ги Дебор, отец ситуационизма и мастер обличений, покончил с собой в среду вечером в возрасте 62 лет в собственном доме в деревне Шампо, коммуна Бельвю-ла-Монтань». Куда менее сдержанно откликнулись на самоубийство парижские интеллектуальные круги. На следующий день на первой странице газеты «Монд» появился заголовок: «Умер Ги Дебор, “эстетствующий обличитель” и “теоретик общества спектакля”». Панегирик занимал целую полосу; он отдавал дань уважения покойному и освещал творческий путь писателя и режиссера, который сбежал в 1970 году из Парижа ради того, чтобы стать еще большим затворником.
Кем был человек, в поисках которого я совершил путешествие в прошлое? Кем на самом деле являлся этот журналист и критик, которого в разное время именовали «выдающимся умом, нигилистом, демагогом, непререкаемым авторитетом, нелюдимом, наставником, гипнотизером, одержимым фанатиком, дьяволом, серым кардиналом, пропащей душой, отцом радикализма, гуру, безумным садистом, циником, низкопробным Мефистофелем, чародеем, подрывным элементом»?[2] Как мог автор культового труда «Общество спектакля» (1967), участник волнений мая 1968 года, прославившийся в 1950–1960-х годах бурными попойками и ночными эскападами по Парижу, скандальными акциями и марксистскими притязаниями, – как он мог исчезнуть из города, из эпицентра жизни и заточить себя в деревенской крепости? Для Дебора это было странное путешествие, нечто в духе Рембо, только вместо того, чтобы сбежать в Африку и забросить творчество, Дебор сбежал во французскую дыру и стал писать от случая к случаю. По его собственным словам, в Верхней Луаре он вкусил «прелесть изгнания, пока прочие капитулянты терзались нравственными муками».[3] Ключ к пониманию Дебора следует искать не в грязных парижских закоулках и не в прокуренных барах, где зарождался ситуационистский радикализм. Подлинный Дебор обитает в Шампо, по ту сторону стены – именно там стареющий затворник вынашивал теорию мирового переустройства.
По дороге к деревне Шампо
Почтовый ящик с надписью «Дебор/Беккер-Хо»
Высокая стена, обступающая дом Дебора в Шампо, выбрана не случайно. Она подчеркивала неприступность жилища, бастиона, сооружения, блестяще описанного великим философом и военным тактиком Карлом фон Клаузевицем, чье сочинение «О войне» (1832–1837) изучил вдоль и поперек стареющий революционер. (Не меньшее впечатление упомянутый труд произвел на Маркса, Энгельса, Ленина, Троцкого и Мао.) «Рыцарь, теснимый со всех сторон, – писал Клаузевиц, – укрывался в свой замок, дабы выиграть время и выждать более благоприятный момент. При помощи укреплений… [они] пытались отвратить от себя проходящую мимо них грозовую тучу войны».[4] Дебор видел себя рыцарем, а Шампо рассматривал как средство защиты от нападений.
Ги Дебор никогда не терял из вида своих врагов. Его революционная деятельность была сродни военным маневрам, вторжению в зону опасности и обманутых ожиданий. Она требовала выработки тактики и стратегического планирования. В Шампо Дебор размышлял о войне, о ее теории и практике; безмятежными одинокими летними днями он изучал битвы и усваивал военную логику. Он читал не только Макиавелли, но и Клаузевица, Сунь Цзы и Фукидида. Все эти книги – прекрасное подспорье в добровольной ссылке, когда жизнь полна хитросплетений и неизвестности. Дебор изобрел даже собственную настольную военно-тактическую игру Kriegspiel.
«Мне удалось, довольно давно, – писал он, – с помощью относительно простой настольной игры показать основные военные действия: операции каждой из сторон и воздействующие на них разногласия и противоречия. Я играл в эту игру в трудных жизненных ситуациях, а они повторялись с изрядной частотой, и этот опыт мне очень пригождался – помимо того, я положил правила игры в основу своей жизни и неукоснительно следовал им… На вопрос же о пользе подобных уроков пусть ответят другие».