Глава первая
Мадемуазель французский ажан
Голубой «Фиа́т Пу́нто», слегка гудя мотором, бодро штурмовал горбатую асфальтовую дорогу, по обе стороны которой величественно возвышались могучие изумрудные сосны. Прямо по курсу полыхала под солнцем белым пламенем снеговая шапка ближней горы.
«Фиат» вел синьор А́нджело Море́тти, итальянец лет сорока с мрачноватым смуглым лицом, похожий одновременно на древнеримского легионера и на Лукино Висконти. Синьор Моретти знал об этом своем сходстве с гением кино и даже немного гордился им. Вот и сейчас двойник знаменитого режиссера нежно поглядывал в зеркало заднего вида, в котором отражался не так задний вид, как сам водитель.
– Лучше бы ты был похож на Марчелло Мастроянни, – ядовито заметила сидевшая рядом с ним синьора Моретти, большеносая худая брюнетка с лицом, слегка обезображенным чрезмерно здоровым образом жизни. – В крайнем случае – на Адриано Челентано.
– Был бы я похож на Адриано Челентано, я спал бы не с тобой, а с Орнеллой Мути, – буркнул синьор Анджело.
– Челентано не спит с Орнеллой Мути! – возмутилась синьора. – Это во-первых. Во-вторых, Орнелла Мути – старая толстая мумия. И если ты хочешь с ней спать, ты просто извращенец и маньяк. Ты еще с Тутанхамоном выспись, некрофил!
Синьор Моретти пропустил мимо ушей египетского фараона, о котором знал только понаслышке, и вернул разговор к гораздо более симпатичной ему Орнелле Мути.
– Это сейчас она корова, а лет пятьдесят назад была очень даже ничего, – Анджело слегка тормознул на пустой дороге. Он сделал это специально, чтобы благоверная клюнула своим большим носом, но при этом не расплющила его о лобовое стекло – проклятые пластические хирурги запросто могут разорить бедного итальянца.
– Пятьдесят лет? Да пятьдесят лет назад тебя и на свете не было. И смотри, куда едешь, не свиней веешь! Я просто ангел, настоящий ангел, что терплю тебя! Это все твоя пораженная Луна и слабый Меркурий, тебе надо работать над собой, расширять сознание, а не обжираться пастой с помидорами!
– А чем, по-твоему, я должен обжираться? – разозлился Анджело. – Может быть, гамбургерами? Имей в виду, Кья́ра, я итальянец, и буду есть пасту, даже если все на свете жены запретят мне ее есть!
– Не смей на меня орать! – вдруг заголосила супруга.
– А ты не смей меня учить…
Синьора Моретти демонстративно сложила пальцы в мудру «знание», закрыла глаза, замычала «ом-м-м-м!» и спустя несколько секунд заговорила с необыкновенным торжеством:
– Вижу! Вижу! Я вижу…
Супруг не выдержал и ехидно осведомился, что такого увидела его благоверная, чего не разглядела за предыдущие сорок лет ее жизни.
– Я вижу, что ты исчерпал терпение небес! – взвизгнула синьора Моретти. – С тобой случится… О, я даже не решаюсь сказать! Но знай, что с тобой сейчас случится что-то страшное! Что-то чудовищное, жуткое…
– Если со мной случится что-то жуткое, то и с тобой случится что-то жуткое, потому что мы в машине, а я за рулем! – рявкнул Анджело.
Несколько секунд супруга сидела, поджав губы, потом сказала скорбным голосом.
– Останови. Я выйду.
Моретти поднял брови.
– Тебя что, укачало?
– Нет. Я просто не могу дышать с тобой одним воздухом, – вид у синьоры был трагический. – Останови, я выйду и пойду пешком.
Анджело пожал плечами: только дурак спорит с женщиной, если она решила уйти. «Фиат» сбросил скорость и съехал на обочину. Кьяра накинула на плечи желтую ветровку с красной полосой, вылезла из машины и тихо прикрыла за собой дверцу. Синьор Моретти смотрел, как она, вжав голову в плечи, медленно и сиротливо удаляется в сторону ближней горы.
Ему вдруг стало жалко жену – а что вы хотите, синьоры, столько лет вместе! Он слегка придавил педаль газа, поравнялся с супругой, открыл окно, крикнул:
– Не валяй дурака, Кьяра, лезь в машину. Через полчаса начинается твой ретрит [Ретрит – в данном случае семинар, выездная сессия – Здесь и далее прим. автора]. Гуру тебя не похвалит, если ты опоздаешь к началу.
Синьора Моретти ничего ему не ответила и даже не взглянула в его сторону. Анджело раздраженно хмыкнул и выжал педаль газа.
Однако далеко уехать он не успел – за спиной раздался такой крик, что зазвенело в ушах.
Моретти затормозил и оглянулся назад. Кричала Кьяра, показывая пальцем в сторону ближайшей к ней сосны. Анджело сдал назад, подъехал к жене, вышел из машины. В глубине души он еще надеялся, что все это несерьезно, что это всего-навсего очередной театральный трюк вздорной женушки. Но Кьяра продолжала кричать, с ужасом глядя туда, куда указывал ее палец.
– Что с тобой?! – не выдержал синьор Моретти. – Что еще случилось, черт тебя подери?
– Там… – простонала она. – Там человек!
Она наконец отвернулась, прижалась к его груди и горько заплакала. Анджело посмотрел в ту сторону, куда только что указывал ее палец, и лицо его, мужественное лицо римского легионера, исказилось ужасом. На обочине, уткнувшись бампером в сосну, стоял оливковый «бентли». Опрокинув голову на руль, в машине сидел седовласый синьор в дорогом коричневом пиджаке. Лицо его смутно белело сквозь боковое стекло, рот был приоткрыт, широко распахнутые глаза глядели неподвижно, словно стеклянные. Судя по всему, синьор был мертв окончательно и бесповоротно.
* * *
Аэропорт Гренобля «Альпы-Изе́р» встретил старшего следователя Ореста Витальевича Волина равнодушной прохладой. Безразличны были лица идущих рядом пассажиров, рассеянны физиономии пограничников, и даже таможенник ни разу не взглянул на него, пока Волин проходил контроль.
Видно было, что здесь привыкли к туристам вообще и к русским туристам в частности. Этому способствовали многочисленные горнолыжные курорты, соседствующие со старинным городом, для которого нашествия были не в новинку и который помнил еще римских цезарей. «Руссо туристо – евро привозисто», – громко заявил в самолете перед посадкой подвыпивший пассажир, настолько лысый, что недостаток волос на голове не возмещала даже густая шкиперская борода.
Можно было бы, конечно, возразить лысому, что евро везут не только русские туристы, но и любые другие, однако спорить не было никакого смысла. Тем более, что у самого Волина этих самых евро кот наплакал. По словам полковника Щербакова, приглашающая сторона обязалась оплатить все расходы, в том числе и билеты на самолет. Но обязательства обязательствами, а денег в кармане все ж таки хотелось бы иметь побольше.
Аэропорт «Альпы-Изер», вполне себе модерновый снаружи, изнутри, тем не менее, выглядел весьма провинциально, почти местечково. Во всяком случае с московскими аэропортами не было никакого сравнения. Орест Витальевич вспомнил, как в новосибирском аэропорту Толмачёво тетенька с телосложением борца-тяжеловеса торжественно вручила ему анкету, в которой, среди прочих, был и такой вопрос: «Чем, по-вашему, аэропорт Толмачёво превосходит другие мировые аэропорты?» Тогда Волин посчитал, что Толмачёво мог превзойти другие мировые аэропорты только в кошмарном сне. Однако теперь, увидев Альпы-Изер, подумал, что вот с ним-то аэропорт Толмачёво вполне мог бы посоревноваться – такое это было тихое, сонное и даже почти кроткое место.
