На самом деле ничего этого не было.
Не было огромного приморского города с домами из ослепительно белого камня и раскинувшегося на холме величественного дворца с позолоченными крышами. Не было шумящей день и ночь напролет гавани, забитой множеством торговых и военных кораблей. Не было яростного солнца, искрами отражающегося в малейшей зеркальной поверхности и щедро заливающего город. Не было резной зелени колышущихся пальм, неумолчных криков торговцев и проникающего всюду острого запаха свежей рыбы.
Несмотря на чужеземные корабли и сотни постоялых дворов, ни один путешественник никогда не прибывал в этот город и не проходил его улицами, вымощенными плитами разноцветного ракушечника. Порой случалось, что кварталы и дворцовые строения словно бы окутывались туманным маревом, начиная колыхаться и расплываться – но местные жители напрочь не замечали странного происшествия, продолжая жить своими делами и заботами.
Единственной реальной, неоспоримой и действительной вещью в полупризрачном мирке было и оставалось море. Море, на берегах которого некогда процветал великий, богатый и надменный народ, диктовавший свою волю иным городам и странам, покуда не исчерпалось отпущенное ему богами время. Люди ушли. Останки былых домов и дворцов затянуло песком, сквозь плиты мостовой проросла серая жесткая трава. Лишь одно-единственное существо помнило теперь о днях величия павшего города.
Помнило – и своей магической властью возродило его призрачный образ, отдав дань собственной сентиментальности и получив возможность иногда возвращаться в место, где Оно впервые осознало себя.
И еще была башня – легкая, устремленная к вечно безоблачному небу постройка из золотистого и розового камня на побережье, где заканчивается городское предместье и начинаются бесконечные виноградники, перемежаемые оливковыми рощами. Давно сгинувшие обитатели призрачного города, сами не отдавая себе отчета, порой тревожно вглядывались туда, где поднимались розово-золотые стены. Неизвестно почему Башня считалась местом нехорошим, облюбованным демонами. Она казалась необитаемой, хотя и очень хорошо сохранившейся – ни тебе выкрошившихся кирпичей, ни осыпающейся облицовки, – однако еще никому из горожан не пришло в голову сходить и взглянуть на нее поближе. Впрочем, разве могут быть собственные желания у призраков, само иллюзорное бытие коих зависит единственно от прихоти создателя?
…Сегодня Башню лихорадило. Окрас каменных стен сменился с торжественно-золотого на грязно-оранжевый, но превращение на том не закончилось. К середине дня башня приобрела мрачный темно-красный оттенок дикого камня, покрытого местами черным сырым мхом. Оливковые деревья вокруг словно побило внезапным холодом. Их мясистые листья, съеживаясь и опадая от малейшего ветерка, толстым ковром устилали ведущую к башенной двери дорожку.
Хотя странная башня и вела себя самым неподобающим для каменного строения образом, дверь у нее была самая обычная – из толстых дубовых досок, сшитых потускневшими от времени бронзовыми скрепами. Каменную плиту перед самым порогом украшало неизменное для гостеприимного Полудня благопожелание входящему, выложенное цветными камушками. За порогом начиналась узкая винтовая лестница, освещенная косыми солнечными лучами, падающими из прорезанных в толще стен окошек. Кое-где на лестницу выходили двери – весьма загадочные, надо заметить. Среди них не нашлось бы и пары одинаковых. Решетчатые, сделанные из переплетенных бронзовых прутьев; деревянные, схваченные для крепости железными накладками; открытые арки, затянутые легкомысленного вида тканями или шнурами с нанизанными бусинами. Наконец, на самом верху имелось нечто вообще непонятное – проем, обрамленный вычурной рамкой чистого серебра. Внутри, не смешиваясь, переливались синий и фиолетовый цвета, будто капли масла, скользящие по поверхности воды.
Ступеньки приводили в просторную круглую комнату, шагов двадцати в поперечнике, занимавшую весь верхний этаж. В поднимавшихся от пола до выгнутого изящным куполом мозаичного потолка высоких окнах трепетали прозрачные занавеси. Пробиваясь сквозь цветные шелка, солнце наполняло комнату множеством разноцветных отблесков, делая помещение ярким и радостным.
Вернее, пытаясь сделать. Настроение комнаты обычно соответствовало состоянию духа ее обитателя, а сегодня таковое оставляло желать лучшего. Все свидетельствовало о том, что верхний зал Башни целеустремленно и яростно пытались разнести вдребезги, используя любые попадавшиеся под руку предметы.
На мраморном полу, составленном из перекрещивающихся окружностей всех цветов радуги, блестели осколки разбитых зеркал и обращенных в пыль хрустальных и фарфоровых безделушек. В воздухе над грудой вспоротых подушек медленно кружили легкие перышки. Под черепками расколотых вдребезги кувшинов, брошенных в стены или шваркнутых об пол, расплывались липкие винные лужицы. Возле одной из них брюхом вверх вытянулось длинное мохнатое тельце хорька, слабо перебиравшего в воздухе лапами и блаженно повизгивавшего – животное, судя по всему, было мертвецки пьяно. Десяток его собратьев шумно носился туда-сюда, с треском гоняя по мрамору округлый граненый камень ярко-бирюзового цвета размером с голубиное яйцо, выстреливавший снопы ослепительных искр.
Кроме увлеченных потасовкой хорьков, в комнате находились двое людей – по крайней мере внешность этих двоих позволяла сделать предположение об их несомненной принадлежности к человеческому роду. А вот судить о том, живы ли эти люди, следовало весьма осторожно. Мужчина, похоже, был все-таки жив, хоть и находился в той печальной степени опьянения, какое зовется «мертвецким». Что же до девушки…
Одетая в длинное алое платье, расшитое невиданными золотыми цветами, она сидела в круге, выложенном бледно-голубым камнем ровно в центре комнаты, и медленными движениями раскладывала перед собой гадательный тарoк. Миловидное скуластое личико уроженки Турана обрамляли пушистые локоны – не черные, но светло-рыжие, с приятным медовым оттенком, в больших карих глазах поблескивали задумчивые золотые искорки. Карты из плотной кожи изрядно обтрепались по краям, но нарисованные на оборотной стороне драконы по-прежнему презрительно щурились, не торопясь раскрывать свои тайны.
Вместо красочных загадочных изображений на всех картах тарока красовалось одно и то же.
Черная пустота, лишенная каких-либо знаков. Тьма, конец всех путей.
Раскинув карты, гадалка растерянно взирала на получившийся расклад, взмахом руки собирала колоду, перемешивала и повторяла ритуал снова. Девушка не отрывала пристального взгляда от тарока и не обращала внимания, если орава заигравшихся зверьков проносилась сквозь нее. Ферузу иси-Мансур-ат'Джебеларик, как звали рыжую туранку, не беспокоило уже ничего: тело ее пребывало на кладбище, а душа – на Серых Равнинах.
