Икуо, родился слепым. Из троих детей одного его, через целое поколение, догнала болезнь той страшной трагедии. Мать, когда кормила его грудью, вглядывалась на провалившиеся в глазницы веки. Тихонько плакала. Промокала краем платка маленькое личико от падающих на его щёчки слёз, а он тянулся к ней ручонками, тихонько прищипывая её грудь, губы, поглаживал по щекам, как будто изучал, представляя её образ в своей маленькой головке.
С того времени, как он начал ходить, в доме не переставляли мебель, не меняли место сушилок с тарелками, чашками, ящичка с ха́си, ножами. Отец часами водил его за руку по комнатам, а он запоминал, запоминал и запоминал, всё реже натыкаясь на предметы. Родители смотрели на него и в душе радовались его успехам. Ходили во дворе дома, запоминая каждый уголок, тропинки, ступеньки… Неотъемлемыми его аксессуарами стали тёмные очки и небольшая, красивая трость. Вскоре перешли изучать улицу. Опять запомнил всё. И продуктовый магазин, с запахом свежего хлеба, и магазин одежды, с резким запахом кожаной обуви Книжный магазин с запахом типографской краски и небольшой ресторанчик, с запахом саке, якитори и сашими. Замыкало улицу, ставшее любимым ему, кафе. Уже, будучи взрослым, он в выходные дни с огромным удовольствием, почти в одно и то же время, наслаждался прекрасно приготовленным напитком и очень вкусным печеньем с миндальным орехом. Вскоре посещение этого заведения стало не только привычкой, но по большей мере почти ежедневной традицией. Его узнавали служащие и старались, по возможности, держать свободным облюбованный им маленький столик в самом углу помещения. Изучил и запомнил всё, даже встречаемых знакомых отца, узнавая их по запаху сигарет, нежному запаху духов или голосу. Они удивлялись, когда Икуо, приветствуя поклоном, называл их по имени. Смело прогуливался на улице, всё реже постукивая тростью по тротуару.
Однажды он попросил отца.
– Расскажите мне про краски и цвета́ вокруг нас.
Они прошли в комнату. Отец принёс из детской цветные кубики, акварель, карандаши. Разложил всё на столе.
– Обычный свет прозрачен, как капля воды, – начал он, – но если тонкий луч света пропустить через определённую стеклянную фигуру, например пирамидку, то чудесным образом он превратиться в набор цветов.
– Я слышал, – перебил отца Икуо. – Сёстры учили забавный стишок «Каждый охотник желает знать, где сидит фазан». Быстро можно запомнить.
– Правильно. Каждый – красный. Охотник – оранжевый. Желает – жёлтый. Знать – зелёный. Где – голубой. Сидит – синий. Фазан – фиолетовый, – и отец с каждым названием цвета, вкладывал в ладошку Икуо соответствующий кубик.
– Так свет нашего солнца или луны в мелких капельках дождя или тумана превращается в радугу.
Отец взял руку ребёнка и «прочертил» над столом полукруг.
– Люди видят на небе огромную, цветную дугу, упирающуюся в землю своими концами. Многие фантазёры считают, что это цветная тень солнца или луны, повторяющая их окружность, только в миллионы раз меньше. Учёные объясняют это совсем по-другому, что получается научно скучновато. Между каждым цветом есть промежуточные, как бы перетекающие из одного в другой. Некоторые, при смешивании, дают совершенно другой цвет или оттенок. Но это скорей всего для художников, – заключил отец.
– Как прекрасно быть художником, – немного с грустью произнёс Икуо, провёл ладонью над кубиками и начал складывать. Немного засомневался между красным и оранжевым, затем уверенно первым положил красный, за ним оранжевый. Прислонил к ним жёлтый, затем зелёный. Недолго поводил рукой над следующими кубиками и поставил голубой, синий, фиолетовый. Повернув голову в сторону отца, как бы вопросительно «поглядел» на него.
– Как? Как это у тебя получилось? – изумлённо спросил отец и, перемешав кубики, попросил повторить.
Не менее был изумлён, когда сын уже без колебаний разложил их в том же порядке.
– Но… Как это ты делаешь?
– Я чувствую тепло каждого цвета. Красный греет ладонь, как будь то держишь руки перед камином. Фиолетовый напоминает холодное зимнее небо и звёзды на нём. Вы рассказывали об этом.
Икуо взял в руки белый кубик.
– А это пустой, ни тёплый, ни холодный.
– Это белый цвет, – пояснил отец.
Взял кисточку и на бумаге нарисовал широкую полоску чёрной краской. Придерживая руку сына, чтобы не испачкать его ладонь, поднёс к листку.
– Какой мрачный цвет. Он не холодный, а страшный…
– Это чёрный цвет. Ночь без звёзд, комната без окон, морская глубина. Темно, как в твоих глазах. Цвет горя и траура, но если его смешивать с белым, то можно получить множество оттенков серого, без которого картинка становится плоской, нет теней. И серые дождевые облака не воздушны. Да и на рисунке, чтобы создать его объёмным, используют этот приём.
– Наверно можно нарисовать красивое лицо, оттеняя нужные места.
